– Это, девки, я вам доложу, не простая статуэтка, а считай, реликвия. Ее мой батя в домино выиграл, году в пятидесятом. Они с мужиками в перерыв обеденный любили козла забить и ставки делали – небольшие, по копеечке. Батя мой покойный тоже на «Серпе» работал, как и я, династия у нас рабочая. Только теперь разве про это кто ведет разговоры? Все больше про кредиты и ипотеки, и курорты на озере Рица. Отвлекся я, извиняюсь. А у одного малого в карманах ветер гулял, вот он и поставил на кон статуэтку, никчемную – на его взгляд. Строго говоря, не статуэтка даже, а фигура шахматная, белая королева, но крупненькая такая, с ладонь почти что. Подставка у ей на соплях держалась, а потом и потерялась вовсе. Батя для королевы смастрачил постамент из эбонита, вот так она в квартире у нас и прижилась. Когда я на пенсию вышел и в дедовский дом переселился, в этот самый, потому как не хотел у сына со снохой под ногами путаться, то статуэтку с собой взял. Ценная она для меня специальной ценностью.

Высказавшись, дед окончательно сник. Любовь Матвеевна с жалостным видом погладила его по рукаву и сказала тихо:

– Пойдем в хату, Миша. Мы сейчас тебя уложим отдохнуть, я капелек накапаю, ты поспишь, а после сна всё полегче будет.

Дед негодующе вскинулся:

– Хаты у бобров! А у меня изба!

– Именно, именно, – поторопилась согласиться с ним Любовь Матвеевна. – Пойдем в избу.

Они медленно двинулись через двор в сторону дома, вошли с черного хода в полутемные сени, миновали кухню, где уютно урчал холодильник, а на подоконнике лоснился нержавеющим пузом электрический чайник, громадина русской печки лыбилась во весь рот, а с ней по соседству, претендуя на главенство в кухонном мирке, расположилась газовая плита.

На пороге зала они остановились.

Обстановка просторной, с низким потолком и небольшими окнами комнаты была незамысловата: посередине – круглый стол, покрытый вишневой бархатной скатертью с бахромой, возле него четыре стула, у стены диван, напротив – массивный комод с телевизором.

На самом краю стола, вот-вот грозя сверзиться вниз, стояла статуэтка в виде белой шахматной королевы, на постаменте, набранном из эбонитовых пластин.

– Привет, солнце, как ты там? Извини, что трубку не брала, я телефон на веранде оставила, – покривила душой Валерия.

Ну не признаваться же мужу, что умышленно пропустила его вызов? Лёнька позвонил, когда старика Спиридонова транспортировали в машину «Скорой помощи», а тот, превозмогая боль в груди, давал им с Любовью Матвеевной наставления по дому и хозяйству. Медики поставили диагноз – инфаркт и приговорили к госпитализации. Любовь Матвеевна поехала проводить родича до больницы, Лера же пообещала ему запереть в избе все окна и двери и инспектировать время от времени дом внутри и снаружи – вплоть до выздоровления хозяина.

Лёнька поворчал немного для порядка и велел больше так не поступать, а носить мобильник при себе, чтобы не волновать понапрасну мужа. Сказал, что, скорее всего, возгорание на предприятии началось в самой бытовке, а больше пока ничего выяснить не удалось, так как ее обитатели потерялись из виду. Это было странно: квартировали в ней двое весьма положительных иностранных рабочих, не пьющих и не курящих, основным времяпрепровождением которых в часы досуга была игра в нарды и неторопливые чаепития из расписных пиал. Леонид сказал, что сейчас он все еще на фирме, и когда поедет домой, не знает. Выдав Валерии директиву не скучать и не пропадать, он обещал держать ее в курсе событий.

Валерия заверила, что скучать будет непременно. Как же иначе, если муж далёко? С годами она набралась мудрости и на такие провокации не велась. Но, по факту, томиться от скуки ей навряд ли придется. Она твердо решила выяснить, какой гад настолько подло обошелся со стариком. За подобные дела следует наказывать, и она не постесняется обратиться за помощью к майору Кутузову, хоть и придется для этого униженно просить. Попросит, не переломится. А перво-наперво Лера навестит тех самых «ухарей», которые попали под подозрение Спиридонова и, как оказалось, неслучайно.