– Ты куда? – она попробовала придержать меня за руку, когда я рванулся к дверям.

– Мне надо идти. Я не доделал одно важное дело!

Мою водку ещё не споили остальным клиентам заведения, и я сразу хлопнул первые сто граммов и налил ещё. Пока я ехал в такси я провертел в мозгу больше, чем за последние полгода. Мысли выстроились в длиннющий хвост, как машины на погранпункте. Было всех жалко – себя, её, моих родителей, которые так радовались, что я перебесился… Правда, стоило вспомнить, как перевернулась моя жизнь по её вине, как меня просто корёжило от злости. Ещё я чуть-чуть жалел о том будущем, которое успел себе придумать сегодня вечером, с маленьким мальчиком или девочкой. И где-то на обочине, оттеснённая в сторону, робко жалась дикая ошалелая радость.

Бутылка опустела быстрее прежнего, и я, недолго думая, взял ещё одну. Все это было похоже на мертвую петлю на американских горках – на скорости в поворот, все вверх тормашками и сразу обратно. Все разрешилось наилучшим образом, если подумать. Все, кто мне не нужен, уйдут так из моей жизни же быстро, как и появились…

Челюсти свело, но я всё равно опрокинул последнюю стопку в рот, чувствуя, что лишь немного водки просочилось сквозь сжатые зубы, а остальное течёт по подбородку на воротник рубашки. По нутру покатился спазм, по телу – волна дрожи. Мутные пятна света от настенных фонарей то расползались по кирпичной кладке, то сжимались в точки с чёрной каймой, как огни уходящего поезда в тоннеле…

Как меня на этот раз оттащили в подсобку, я не помню. Придя в себя, я обнаружил свою тушку всё на тех же сломанных стульях, некоторую гадость в желудке и поразительную и подозрительную ясность в голове. Я как-то сразу понял, что делать дальше.

Я вытащил из кармана паспорт, вынул его из обложки. Покопался среди буфетного лома и нашёл помятый металлический поднос. Достал из-за пазухи фляжку, в которой ещё плескались несколько глотков вискаря – пожалуй, последние в этом году. Однако я не стал их пить.

Я раскрыл паспорт на странице со штампом о браке, положил на поднос, полил алкоголем и поднёс зажигалку к торчащей вверх страничке. Он вспыхнул красивым пламенем, съёжился и сгорел меньше, чем за минуту. Этой минуты, правда, хватило, чтобы на мой беспредел среагировала пожарная сигнализация. Я подставил лицо брызнувшему с потолка дождику. Дикая ошалелая радость вырвалась на простор, заполнила собой всю каморку, под её ударом рухнули стены и вздрогнуло пространство.

Даже Кирилл это понял и не убил меня за попытку поджога. Просто, порадовавшись за меня, выпроводил за дверь.

****

Как давно я не гулял по ночам! Те ночи, когда я, пьяный, тащился домой у судьбы на поводке, я не считаю. Сегодня у меня нет цели куда-то конкретно дойти – я легко шагаю по скользким тротуарам, выдыхая облачка пара. Мне не холодно, меня не мутит от выпитого, я не хочу спать, а хочу только идти и идти куда-нибудь вперёд.

Этой ночью лёг снег, и подморозило – зима тайно прокралась в город и теперь окапывалась на занятой высоте. На улицах было почти светло. Ночные огни отражались в снегу, схваченные инеем ограды сверкали. Небо утратило осеннюю бескомпромиссную черноту и укрылось рыхлыми сероватыми тучами.

Я оказался на Английской набережной. Здесь всё было приглушённо и плоско, пропитано классической зимою – бумажная белизна тротуара и парапетов, чёрная отяжелевшая Нева, теряющийся в сумраке Васильевский остров. Я полез в карман за перчатками – и обнаружил ещё один привет из недавнего прошлого – обручальное кольцо. Кольцо я носил только при ней, а в остальное время прятал подальше с глаз своих. Я не стал заморачиваться с приговором, и кольцо полетело в реку.