– Эй, а листья мои где?

– Прямо сейчас испытываю острое желание соврать, что не нашел ни одного, ибо прикрывать такое – чисто кощунство. Но вот, держи. Обещал, так обещал.

Он сунул мне два продолговатых зеленых кусочка, еле-еле прикрыться, прошел мимо, и, как бы я там ни пыталась коситься в сторону, но не заметить, эм-м-м… так сказать, изменение его общего настроя не смогла. Потому как долбаный индикатор этого самого состояния демонстрировал его чрезвычайно очевидно, а бесстыжий носитель этого самого индикатора и не думал скрыть от меня это хоть как-то, пусть тем же фиговым листом. Хотя какой там лист, тем более фиговый! Это вам не античные статуи в Эрмитаже. Они, конечно, может, и эталоны мужского совершенства, но «капитан Голый Зад» прямо сейчас посрамил их в моих глазах с легкостью. И не только тем, что, будь он на месте статуй, храм искусства превратился бы в средоточие разврата. Представляю очереди из желающих насладится созерцанием дам. И не только. Ну что тут поделаешь, если на Марка, каким бы он там ни был, по моему мнению, внутри, было непреодолимо приятно смотреть снаружи. Что-то такое в нем было, не только в самом факте наготы, являющей потрясающее тело, гладкую, излюбленную повсюду жарким солнцем кожу, на которой сейчас блуждали отблески огня, словно дразнясь подчеркивая рельефы, что заставляло смотреть меня. С горящими от смущения щеками, стоило наткнуться глазами на доказательство его возбуждения и прямых ответных взглядов, которые не лгали мне о его желаниях относительно меня, но смотреть. Потому что Марк был настолько… скажем так, естественен в каждом своем несуетливом жесте, словно нет ничего такого в том, что все это он делает в костюме Адама. Он не рисовался, но и не прятался, не выпячивал то, что и так уж выпятилось, ничего не делал нарочито, как будто и так осознавал, что мне глаз не отвести от него. Он просто позволял мне видеть без всяких вуалей, что испытывает влечение ко мне, и давал понять, что знает о наличии ответного, и для этого ему не нужно прыгать тут чокнутым павианом или домогаться внаглую. Вел себя как человек, что и так понимает, что все будет. В свое время.

На мгновение я озлилась на эту его самоуверенность, но потом поняла, что дело не в том, что она есть у него, а в том, что ее нет у меня. Ему вот комфортно так, никаких проблем. И дело не в физическом совершенстве, его отсутствии, в наглядности наличия его сексуального интереса или моей возможности скрывать свой просто в силу различия физиологии. Дело не в теле вообще, а в голове. И в моей голове как раз неожиданно родилось понимание, насколько же это по-дурацки с моей стороны – стоять, придерживая эти идиотские листья, и при этом пялиться на голого мужчину напротив. И еще более глупо читать себе нотации и приказывать раз за разом прекратить его рассматривать, если мне это приятно.

Мне нравится смотреть на него! 

Нравится!

От этого мое собственное тело грелось изнутри куда как быстрее, чем от пламени костра. Внизу живота мягко потягивало, в груди сжималось и одновременно как будто становилось свободнее, легче. И я не настолько неопытна, чтобы не распознать знаков. Я его хочу. На самом деле хотела и тогда в баре. Да, на уровне, близком к полнейшему примитиву, но отрицать это нечестно. Хочу! И осознание этого доставляет мне потихоньку растущее удовольствие. Но я зачем-то мешаю сама себе. Запрещаю. На кой?

– Как бы пошло ни прозвучало, но костром нам всю ночь не обогреться. И да, я буквально слышу сейчас, как работает твоя головка над вопросом, как далеко ты готова зайти. И у меня есть на него ответ.