– Что вы еще видели?

– Нельзя сказать – видел. Но кругом лежали разные странные вещи.

– Какие, например?

– Ну, кнуты, кинжалы, такое все. Но я никогда не видел, чтобы он применял их к девицам.

– Понимаю, – сказал Дьюкейн. – Теперь расскажите мне о Елене Троянской.

– Елена Троянская? – Белое лицо Макграта внезапно порозовело. Он убрал руки со стола. – Такой не знаю.

– Бросьте. Бросьте, Макграт, – сказал Дьюкейн. – Мы знаем, что вы упомянули о ком-то с таким именем, когда говорили с журналистами.

– А, Елена Троянская? – сказал Макграт, как бы только сейчас поняв, о ком идет речь. – Да, была одна молодая леди, которую так называли. Она была одна из этих девиц.

– Почему же вы только что сказали, что не слышали о такой?

– Я не расслышал вопрос как следует.

– Хм. Хорошо, расскажите о ней.

– Нечего рассказывать, – сказал Макграт. – Я об этих девицах толком и не знал. Я с ними ни разу не встретился. Просто однажды услышал это имя, и оно застряло в голове.

Он лжет, думал Дьюкейн. Что-то тут кроется. Он спросил:

– Вы знаете имена этих девушек и где их можно найти? Полиция может ими заинтересоваться.

– Полиция? – Лицо Макграта сморщилось, будто он вот-вот заплачет.

– Да, – сказал Дьюкейн успокаивающе. – Конечно, это просто формальность. Они могут понадобиться следствию.

Это было неправдой. С полицией уже договорились о том, что дознание, которое должно состояться завтра, не будет вторгаться в «странные аспекты» образа жизни покойного.

– Нет, я не знаю их имен и где они живут, – пробормотал Макграт. – Я с ними никак не был связан.

Он больше об этом мне ничего не скажет, думал Дьюкейн.

– Видите ли, мистер Макграт, я слышал, что в проданной вами истории говорилось о шантаже. Не будете ли вы так любезны просветить меня, о чем шла речь?

Лицо Макграта опять порозовело, это придавало ему просто младенческий вид.

– Шантаж? – сказал он. – Я ничего не говорил о шантаже. Я не говорил ни слова об этом.

– Слова не важны, – сказал Дьюкейн. – Важна суть. Некоторая сумма перешла в другие руки, не так ли?

– Я ничего не знаю об этом, – сказал Макграт. – Ребята из газеты говорили об этом, это была их идея, правда.

– Но они не могли просто придумать это. Вы должны были что-то сказать им.

– Они заговорили об этом, – сказал Макграт, – они первые. А я сказал им, что мне ничего об этом не известно, совершенно точно.

– И все же вы что-то знали или догадывались о чем-то? О чем?

– Мистер Рэдичи однажды сказал что-то такое, но я плохо понял его. Я говорил ребятам…

– Что он сказал?

– Дайте вспомнить, – сказал Макграт. Теперь он открыто смотрел в лицо Дьюкейну. – Он мне сказал, дайте вспомнить, что кто-то требует у него денег. Но он не сказал кто и вообще больше об этом не говорил ни слова. А может быть, я не понял его как следует и теперь вижу, что не надо было об этом говорить, но эти ребята так пристали, будто это самое главное во всей этой истории.

Он лжет, подумал Дьюкейн. По крайней мере, насчет Рэдичи. Вдруг с внезапной ясностью к нему пришло подозрение: шантажистом был сам Макграт. Может быть, и правда, что газетчикам удалось выжать из него намек на шантаж. Тут алчность победила шотландскую хитрость Макграта. Он, несомненно, воображал, что выйдет сухим из воды. Неумелый мошенник, подумал Дьюкейн.

– Я предполагаю, вы думали, что вам все сойдет с рук, мистер Макграт? – спросил Дьюкейн, приятно улыбаясь. – То есть вы были уверены, что мы не узнаем, кто продал газетам всю эту историю?

Макграт посмотрел на него с облегчением и даже громко вздохнул.

– Ребята из газеты говорили, что никто не прознает.

– Ребята из газеты что угодно скажут, – ответил Дьюкейн, – если они хотят от вас что-то узнать.