Наконец, 4 февраля, в воскресенье, Елизавета въехала в Гвадалахару между герцогом Инфантадо и кардиналом Бургоса, в сопровождении ещё не менее тридцати членов дома Мендоса, прославившихся своей набожностью, богатством и учёностью. Она выглядела как сказочная принцесса верхом на лошади, покрытой серебряным чепраком, вышитым испанскими замками, французскими лилиями и другими эмблемами. Свои тёмные тонкие волосы королева спрятала, как обычно, под париком, и, благодаря прямой осанке, казалась выше ростом, чем была на самом деле. Красота Елизаветы произвела большое впечатление на её испанских подданных. Современные историки восхищались её милым выражением лица, большими живыми тёмно-карими глазами и изящной фигуркой. Один сопровождавший её пожилой придворный даже заявил:

– Мадам Елизавета является почти точной копией своей матушки, когда та впервые появилась при дворе короля Франциска!

По слухам, Екатерина Медичи очень гордилась этим сходством со своей царственной дочерью. По приказу Филиппа II за королевой в одних носилках следовали Сюзанна де Бурбон и графиня Уренья. Следующей ехала Анна де Монпасье в сопровождении Луизы де Бретань. Далее по рангу выстроились французские и испанские кавалеры и дамы. В условленном месте у ворот отцы города вручили Елизавете свой поздравительный адрес под звуки оркестра. На некоторых должностных лицах были свободные одеяния из малинового бархата, расшитые золотом и отороченные золотыми галунами, на других – камзолы из белого атласа с короткими мечами и плащами. Затем к Елизавете приблизилась процессия духовенства с крестами и реликвиями. Барон де Лансак отвечал всем по-испански от имени королевы. Как только она подъехала к дворцу, из часовни семьи Мендоса, посвящённой святому Франциску, до неё донеслись приятные голоса певчих, традиционно приветствовавших её «Te Deum Laudamus». Через огромную триумфальную арку Елизавета въехала в прекрасный дворик дворца с помостом, воздвигнутым под навесом из золотой парчи. На помосте стояла Хуана Австрийская со свитой дам, среди которых были невестка и внучка герцога Инфантадо, а также герцогиня Альба, принцесса Эболи и другие. Когда Елизавета слезла с коня и поднялась на трибуну, к ней приблизилась сестра короля, и, встав на колени, поцеловала сначала подол её платья, а потом руку. В ответ королева, которую очень смущал подобострастный испанский этикет, поспешно попросила её подняться. Вместе с хозяином дворца, его братом-кардиналом, Хуаной Австрийской, графиней Уреньей и Сюзанной де Бурбон, согласившейся в этот ответственный момент нести её шлейф, Елизавета достигла великолепного зала, створчатые двери которого были распахнуты, а на пороге стоял Филипп II.

Среднего роста, худощавый, с голубыми глазами на бледном широком лице и песчаного цвета бородкой и усами, тридцатидвухлетний король обладал важностью и сдержанностью манер. Однако его толстая нижняя губа и выдвинутая нижняя челюсть производили несколько отталкивающее впечатление. Филипп сделал несколько шагов навстречу своей невесте, но прежде, чем та успела преклонить перед ним колено, он обнял её и осведомился о её здоровье, вызвав удивление своих придворных таким непривычным отклонением от этикета. Так как обычаи Испании требовали незамедлительного совершения бракосочетания, король без лишних разговоров затем взял Елизавету за руку и подвёл к воздвигнутому тут же в зале временному алтарю. Пока кардинал Мендоса благословлял молодых, сестра короля и герцог Инфантадо в качестве свидетелей держали над ними балдахин. О прекращении религиозного обряда те, кто не присутствовал в зале, узнали по залпу пушек и звуку труб. Перед первой брачной ночью необходимо было отстоять ещё суточную мессу бдения. Но так как по европейским обычаям до наступления половой зрелости невеста не могла вступать в отношения с женихом, король решил сократить обряд. Посажённые отец и мать отвели супругов в брачный покой, а епископ Памплоны за недостатком времени благословил их через дверь. Спустя несколько минут новобрачные вышли и Филипп II объявил всем, что он счастлив.