Однако и после революции в Росси ещё долгое время царила анархия. Погромы и расстрелы в Питере, да и не только в нём, происходили чуть ли не каждый день. И граф в конце концов решил спрятать в этом монастыре свою дочь Аглаю и невестку Варвару вместе с дитём и женской прислугой. В то время я служила у них горничной, и мы с Анной поехали вместе с ними. Варвара умоляла на коленях оставить её с мужем, уж больно они друг друга любили. Но старый граф приказал ехать, и очень просил нас всех сберечь хотя бы одного мужчину из их старинного рода, Никитушку.

Больше мы их не видели. Дошли слухи, будто всех их расстреляли вместе с оставшейся прислугой, которая пыталась их оборонить. За что – не знаю. Люди они были очень хорошие, только кто тогда с этим разбирался, всю знать старались истребить под самый корень…

Варвара Ивановна и Аглая не смогли пережить их смерти и умерли одна за другой в тот же год. Перед кончиной Варвара взяла с Анны клятву в случае чего выдать маленького Никитку за своего сына и беречь эту тайну до конца своих дней. Значит, Анна своё слово сдержала – посвятила свою жизнь Никитушке … Она ведь воспитывала его с трёх лет и любила пуще родного…

Старуха одобрительно покивала, затем, немного передохнув, опять погрузилась в прошлое.

– И остались мы с ней одни, с графским дитём на руках. Жили за счёт монастыря, пока была жива старая игуменья Исидора, царствие ей небесное…. А когда её не стало, кто – то проговорился, что при монастыре прячут наследника старого графа, переодетого девочкой.

Однажды зимой, когда болота замёрзли, сюда нагрянула толпа пьяных мужиков и начала всё громить. Пока они бесчинствовали, Анне с Никитушкой удалось сбежать. Скорее всего, кто – то им помог. Где они потом обитались и как, никто не знает. Да никто их и не искал, никому это не было нужно.

Усадьбу разграбили, всё, что было можно унести, вывезли, а что нельзя – побили и пожгли. Монастырь тоже не пожалели, сожгли. А ведь старый граф людей особо не притеснял, и жили в его деревнях всегда зажиточней и сытней, чем у других помещиков. После революции стали жить ещё хуже, и голод был, и нищета, и банды всякие гуляли, громили всё подряд, чтобы от господ не осталось и следа. Все кричали о свободе, а те, кто был против такой свободы и пытался людей вразумить, становился врагом народа. Анархия, вседозволенность и безнаказанность, вот к чему это привело.

Поскольку само имение находилось далеко от ближних деревень и эти постройки ни на что сгодиться не могли, все постепенно о нём забыли. Со временем дороги сюда позарастали, болота разрослись и остались мы, я и три монашки из нашего монастыря, жить в глухом лесу вместе с волками.

– С волками? – удивилась Стеша.

– Ну да… Иной раз с волками договориться проще, чем с людьми. Ещё при жизни Аглаи с Варварой наш сторож поймал в лесу подранка, волчонка с перебитой лапой. Посадил его в мешок и принёс домой, думал показать Никитке, а потом содрать с него шкуру. Только Аглая, добрая душа, убивать его не разрешила и стала выхаживать.

Скоро мы заметили, что рядом с имением поселилась волчья стая. И волчонок, как только лапа поджила, стал к ним убегать. Так и жил, словно на две семьи, то с нами, то с волками. За ним стали приходить и другие волчата, видать, его братья. Мы их не гоняли, иногда даже подкармливали молочком от наших коз. Постепенно вся стая прижилась рядом с имением, нас бояться перестала, а мы не боялись их.

С тех пор так и повелось. Стая то живёт тут, то уходит куда – то, скорее всего ищет, где есть больше живности для пропитания, потом возвращается обратно. Бывало и собак с собой приводили, и щенки общие у них нарождались. Ведь это природа управляет кому, как и где жить, а не человек. Так что волки наши теперь уже не совсем волки, но и не собаки. Хотя, не раз бывало, вели себя как собаки, отпугивали лихих людей, охотников искать клады.