Ко мне зашёл Бартомиу, с книгой в руках. Он сел на кресло и начал читать. Не помню названия, но там было про девушку, которая похитила одна безумная женщина и поселила в подвале. Девушка стала придумывать себе сестру юлизняшку, которой живёт там, с родителями.

Очень интересно одним словом.

Бартомиу долго читал. Остановился где-то после 17 главы и ушёл потрепав меня по голове

– Ладно, Мамаду, отдыхай. Я позже к тебе прийду – Бартомиу поднялся с кресла и потрепал меня по голове.

– Ууу – ответил я ему и отвернулся, разглядывая стену.

В одиночестве мне удалось побыть недолго, потому что вскоре пришёл Мэджик с лекарствами для меня. Все лекарства, обычно мне дают через уколы, что ну очень неприятно и как только я вижу у кого-то из братьев шприцы в руках, то истерики не избежать. Вот и в этот раз, стоило Мэджику зайти в комнату, мой взгляд уловил у него в руках эти самые шприцы с лекарствами.

Моё тело сжалось, а из груди вырвался то ли стон, то ли крик. Мне ужасно страшно и Мэд это знает

– Не бойся, малыш, всё хорошо – брат садится рядом и закатывает мой рукав – больно не будет, не переживай.

И первая игла вошла мне под кожу. Это ужасно неприятно. Из глаз брызнули слёзы

– ммммм

– Не плачь, Мамаду – он погладил мою ногу и достал следующий шприц, введя иглу мне под кожу

– Мммм….ааэеии

Боже, я ненавижу свою речь! Почему у меня не получается просто сказать “– мне больно, хватит уколов!»? Почему нужно именно мычать и издавать непонятные звуки?

– Ты молодец, Мамаду. Всё, уколов сегодня точно больше не будет. Можешь отдыхать – и Мэджик вышел из комнаты.

Я же просто отвернулся к стене и смотрел в окно. За дверью слышались голоса няни, братьев, Себастьяна. Все они говорили о чем-то своём, иногда смеялись или слегка ругались. А мне нравилось их слушать. Я просто лежал и пытался пошевелить ногами, представляя, как выхожу к ним, а потом они меня обнимают и удивляются тому, как это у меня получилось вот так просто встать и пройтись. Но, это всего лишь мечты. Мечты, которым не суждено было сбыться.

Я отворачиваюсь в сторону игрушек и смотрю на них. Так хочется сейчас поиграть. И словно, читая мои мысли заходит Хонор и приносит моё креслице.

Старший ставит кресло на пол, а потом берет меня на руки и садит туда и двигает игрушки поближе.

Я начал собирать башенку из кубиков, тискать плюшевых мишек, пытался «рассказывать “ им сказки. В общем, хотелось хоть как-то развлечься.

Все эти игрушки, мне подарили на разные праздники. Какие-то на день рождения, какие-то на новый год под ёлку положили, но все эти игрушки мне ужасно дороги. В них были воспоминания о доме, о братьях. Обо всем на свете.

Особенно, я любил огромного плюшевого медведя с кремового цвета шерстью, белыми вставками на лапах и с повязкой на шее, на которой было по-французски написано «avec amour à Mamadou Nuari “ (» с любовью для Мамаду Нуари»).

Мне его как-то подарил папа на день рождения. Мне тогда исполнялось 14 лет. И папа, который никогда обычно на наши праздники не являлся пришёл. Ещё и с подарками, не только для меня, но и для братьев. И даже посидел с нами за праздничным столом. И мне казалось, что теперь он останется с нами навсегда.

Но, на следующий день, он ушёл. И с тех пор больше не появлялся в нашей жизни. И не думаю, что он когда-нибудь появится.

А того медведя, я берегу, как свою жизнь, ведь это единственное напоминание об отце….

Мне нравится рассматривать этого мишутку перед сном, смотреть на эту запись, хоть и читать не умею вообще. Но просто наслаждаться этим подарком мне ужасно нравится.

В комнате открылась дверь, в неё вошёл Бартомиу, а вместе с ним и мальчик лет 4—5. Его звали Терзо. Он был сыном нашего дяди Леона и почему жил с нами не знаю.