…Как в том хокку, что когда-то прочла жена:

Слезы застывают на морозе сосновой смолой…

С горы сошла лавина,

И не оставила ничего для меня в этой весне,

Кроме осиротевшей планеты.

Это не был перевод, просто кто-то из блогеров замахнулся на классическую форму.

ВИ сбежал на дачу уже в апреле, и первое время Сашки старалась навещать его как можно чаще. Жили они далеко, километрах в ста пятидесяти от Москвы, их собственные дети уже учились и работали в столице, на руках внуки… Но как только могли вырваться – приезжали.

– Да не рвитесь вы, пожалуйста, – сердился ВИ, больше всех устав через пару месяцев от этой толкотни и бестолковщины, – что со мной сделается?! Будет надо – позвоню… И не вздумайте подписывать на шефство Крокодилов – студенты должны учиться, а не шляться на патронат к старому дедушке. Я же не на плато Рорайма, в конце концов, я в городе – врачи под боком, магазин за углом, машина на ходу, вокруг люди…

Крокодилы были домашним прозвищем внуков. Вспомнив Сашек, можно было догадаться, что семейный фольклор заметно тяготел к обобщениям.

– Папа, у ребят уже каникулы. Мы просто скучаем по тебе, и дети тоже, вот и всё. И потом, надо же помочь с участком…

– А что такое у меня с участком? – удивился ВИ.

Потому что именно сейчас сад, которым никто последние два года не занимался, как-то особенно утешал: не прибранный, не приглаженный, без регулярных клумб и рабаток, он незаметно сливался с пейзажем за соседскими заборами, и становился просто кусочком чего-то нерукотворного и надмирного, где места не было ни человеческим планам, ни, как следствие, человеческим разочарованиям. Там возникли, густели и ширились таинственные уголки и загадочные, невесть кем протоптанные дорожки, ведущие в никуда…

– Ага. Кошки на водопой ходят! – говорила, воинственно подбоченившись, дочь. У неё вообще характер был решительный и бескомпромиссный.

– Не выдумывай. Вам что, заняться нечем? – растет себе, и пусть растет…

– Да тут скоро ходить станет невозможно!

ВИ задумчиво огляделся. Некоторая правда в словах дочери, скажем прямо, была: никем и ничем не сдерживаемая флора совершенно вышла из берегов. Траву сложно сделалось игнорировать: уже в июне она отросла и загустела так, что смотрелась прямо-таки океанически. Среди зеленых айвазовских гребней и впадин летучими рыбами ныряли бабочки; зелёные плюмажи одуванчика пёрли из щелей растрескавшейся плитки на дорожках, перед калиткой разлеглись цеплючие ловушки подмаренника, а проход к любимой скамейке под ветлой оказался совершенно затянут снытью и иван-чаем, из глубин которого одуряюще пах земляничный жасмин. ВИ искоса глянул на дочь, приосанился, и сказал:

– Траву я скошу.

– Сам? – ужаснулась дочь, – ты же никогда… Пап, давай купим газонокосилку!

– Не делай из меня остолопа! – возмутился ВИ, – кто сажал яблони? – вот эти, да, по одной каждый год, когда рождались вы с братом, и твои дети… мы с матерью всё делали вместе!

Дочь только головой качала. Не то чтобы папа был человеком сугубо городским, нет, – просто он был поэт, и разбирался скорее в стихах о буколической жизни, чем в печальных и трудных реалиях этой жизни. Сколько Сашка себя помнила, привлечь отца к садовым работам можно было лишь грубым шантажом – например, угрозами обратиться к соседу, которого ВИ недолюбливал за образцово-показательный огород, который ему, ВИ, постоянно ставили на вид. Сосед был рачителен, суров, и пахал у себя на участке, как ударное звено полевой бригады тракторов «Белорусь».

Не путай понятия «спрятаться» и «укрыться». Первое – от глаз, второе – от пуль…