– Ты всегда могла прикоснуться. Я не строил преград, – прошептал он.

– Да, но сестра и Крейг всегда тыкали меня носом в то, что ты сам должен сделать выбор и что путать тебя сродни преступлению…

Харви улыбнулся:

– Теперь не будет ни их, ни моих возражений. Ты можешь делать все, что тебе захочется…

Присцилла вновь прильнула. Она спешила закрепить эффект настоящего мгновения еще одним крепким поцелуем, чтобы у Харви не было других мыслей, кроме как поскорее оказаться с ней наедине.

– Здесь слишком людно, – очнувшись, заметил Харви. – Если мы решили держать отношения в тайне, то нужно уходить. Я не так популярен, как Крейг, но и я могу попасть в светскую хронику благодаря какому–нибудь пронырливому журналисту.

– Пожалуй, – согласилась она, поправляя лацканы его пиджака. – При других обстоятельствах я бы ни за что не спешила. Этот момент очень волшебный. Я горжусь тобой, и горжусь тем, что рядом с тобой. Я хочу, чтобы мне завидовали все присутствующие женщины…

Харви вновь почувствовал прилив нежности к девушке. Он крепко прижал ее к себе и понял, что тончайшее платье и его пиджак более чем лишние в пространстве между их телами.

– Ты смущаешь меня, – застенчиво признался он. – Кажется, у меня уже пылают щеки. Такого не повторялось со школы. Ты доставляешь мне непередаваемое чувство блаженства. У меня сейчас закружится голова… Еще ни разу я не ощущал себя таким… таким значимым для кого–то…

– И нужным, – добавила девушка, опьяненная своей маленькой победой, ведь раньше такая сцена могла быть только во сне. – И мне нужны не только поцелуи…

Харви медленно сглотнул. Он уже давно понял прозрачные намеки ее глаз и его тела, и сегодня не тот день, чтобы игнорировать их. Девушка чуть ли не кричала о своих желаниях, а он не мог думать о чем–то другом. Он, как и любой нормальный мужчина, не лишит себя удовольствия жить и любить сейчас, а не завтра, которое может быть не таким дружелюбным, как сегодня. Харви не покидала навязчивая тревожная мысль, что он не является любимчиком мироздания, и оно в любую минуту каким–то образом может поставить ему подножку, отняв эту нимфу рядом с ним.

Присцилла уже вела его к выходу, когда он понял, что не может сопротивляться близости, хотя глубоко внутри осознавал силу слов Крейга, который постоянно намекал на поспешность таких решений. Друг же ему не враг? Невысказанные четкими фразами причины, по которым не стоит начинать роман с Присциллой, практически связывали по рукам и ногам, и рисовали мрачные надуманные образы обступившей его толпы, которая что–то кричит, а слова будто нарочно уносятся ветром в другую сторону. Мужчина будто слышит этот беззвучный крик, читая по их губам единственную фразу: «это ошибка»!

Харви, идя следом за Присциллой к выходу, успел несколько раз взмокнуть, а на улице от порывистого ветра его тело покрылось гусиной кожей. Страх? Сомнение? Что–то непроизвольно ищет причины, чтобы нажать на стоп–кран? А почему он собственно должен давать задний ход? Его тело не согласно!

Харви вновь находит руку девушки и, ощущая ее теплую и мягкую ладонь, продолжает зомбировано перебирать ногами, поспевая за ней и боясь потерять этот телесный контакт.

Присцилла махнула таксисту и резко обернулась, набрасываясь ему на шею и вновь целуя в губы. Харви наконец осознал, что дороги назад нет. Вырваться из зыбучих песков блаженства ему практически нереально. Чтобы сказать «нет» надвигающемуся удовольствию нужна сила воли, а этого сейчас ему ох как не хватает… Расставить все очки над i может лишь память, которая предпочитает молчать, чтобы потом вдоволь посмеяться над ним фразой «а я при чем, если тебе все вокруг разве не кричали остановиться, а ты все равно сделал по–своему?».