– Бегите, переоденьтесь в нашей комнате.

Мальчишки скрылись за занавеской.

– Как думаешь, – подошла Дарья ко мне и спросила шёпотом, – получится у отца? Ну как Тукай приедет их забирать? Он единственный родственник, право на них имеет.

– Спрячем, коли придётся, – нахмурился я.

Как бы ни было, пацанов не отдам.

Из спальни показались Самир и восторженный Равиль. Малыш всё оглаживал руками рубаху, осматривал просторные штаны, что болтались на его тощем тельце.

– Спасибо, – подошёл старший брат к Даше.

Жена потрепала его по макушке:

– Идите во двор, постригу вас. Обросшие какие.

Отыскала ножницы и пошла следом за ними. Стёпка и Таня спешно накрывали на стол.

– Папка, они правда совсем одни жили? Такие маленькие? – спросила дочка.

– Да, Танюшка. Так и было. Потому и не мог я их оставить там.

– Ты всё правильно сделал. И за еду не переживайте, мы со Стёпкой можем есть поменьше, если надо.

Я взглянул на дочь, где-то в её душе умерла частичка доверия к этому миру, но родилась новая, та, что называется волей.

– Не надо. Всем хватит, – улыбнулся ей, – у нас и корова есть, и солений сколько вы с мамкой наготовили. Да мы за зиму столько не съедим. Придётся гостей звать, чтобы помогли, – подмигнул я.

Танюшка рассмеялась:

– А и позовём, если надо, – ответила она, ловко водружая на стол горшок с ароматными щами.

Фатих и Салих расплатились со мной мясом, так что Дарья щедро откроила вчера от туши хороший кусок для супа. Запах наваристого мясного бульона выплеснулся из горшка, заполняя собой кухню и вытекая во двор.

Мальчишки забежали в дом, глотая слюнки, остриженные и как-то неуловимо изменившиеся. Пропал голодный блеск в глазах и робость в движениях. Они уже вполне освоились у нас.

Скоро вся наша ватага дружно стучала ложками, уминая щи и заедая их свежеиспечённым хлебом.

Равиль оторвался от опустевшей тарелки, повернулся к Даше и робко спросил:

– Можно я буду звать тебя эни Даша (прим. автора – әни, в переводе с татарского – мама)?

– Эни? – не поняла Даша.

– Это значит мама, – ответил Самир.

На глазах жены блеснули слёзы. Детям, где бы они ни росли: в приёмной ли семье, в детдоме, нужна родная душа рядом. Особенно такому маленькому, как Равиль.

– Можно, милый. Зови как хочешь. Хоть эни, хоть просто мама.

Мальчонка не усидел за столом, вскочил и забрался к Даше на руки, обхватив ручонками её шею. Она уже не сдерживала слёз, прижав Равиля к себе. Самир смущённо повернулся ко мне:

– А мне тоже можно?

– И тебе, – потрепал я его по голове, – мы теперь родня. Вот ещё дед документы справит, и вы настоящими сыновьями нам станете.

Глаза мальчишки радостно засияли, не удержавшись, он тоже подошёл к Даше, прижался к её плечу.

Дочка и сын улыбались.

– Нам бы ещё сестрёнку, – заметила Танюшка, – а то у Стёпки теперь вон сколько дружков, а мне с кем играть?

– Будет тебе и сестрёнка, – подняла голову жена и улыбнулась.

– Не понял, – растерялся я, – Даша?

Та молча кивнула:

– Второй месяц уже… Чувствую, девочка будет.

Вот так новость. Я запустил пятерню в волосы, не веря своим ушам.

– Ура! – звонко рассмеялась Танюшка. – У меня сестрёнка будет!

– Дашка! Что же ты молчала? – я подсел к ней ближе, обнял за плечи.

– Да всё к слову как-то не пришлось, – смущённо улыбнулась жена.

Самир растерянно глядел то на меня, то на Дашу:

– Эни, вам тяжело будет прокормить нас всех. Я на работу пойти могу, я сильный.

– Работы нам и здесь хватит всем, – погладила его Даша по голове, – будешь помогать рожь сеять, на огороде овощи сажать, потом жатва начнётся, сбор урожая. Хорошо? А по чужим людям ходить не надо. Мы и сам себя прокормим.