Кроме того, любой враг – в том маловероятном случае, если он имелся у кроткого Скита, – должен был понимать, что бессмысленно строить сложные планы для того, чтобы мучить и сживать со свету Малыша. Предоставленный своей собственной участи, Скит подвергал себя гораздо более изощренным пыткам, чем мог бы устроить самый жестокий тюремщик, и стремительно подгонял бы себя к полному разрушению.

Может быть, это вообще не была комната Скита. Подняв голову к окну, Дасти нимало не сомневался в том, что это комната Малыша, но… не исключено, что окно Скита находится слева. Дасти вздохнул. Валет, всегда сочувствовавший переживаниям хозяев, вздохнул в ответ.

– Похоже, твой старик заблудился, – сказал ему Дасти.

Ему не терпелось оказаться дома, рядом с Марти, вырваться из безумия этого дня и вернуться к реальности.

Омерзительные слова разухабистой уличной песенки снова и снова раздавались в мозгу Марти. Они разрывали непрочную цепь ее логики, и ей все время приходилось собираться с силами для того, чтобы оставаться сосредоточенной.

На гаражном верстаке были закреплены тиски. Марти крутила рукоять до тех пор, пока губки тисков не сжали топорище мертвой хваткой.

Ей пришлось напрячь всю свою волю для того, чтобы заставить себя взять в руки ножовку. Это тоже был опасный инструмент, но он не внушал такого страха, как топор, который необходимо было уничтожить. А потом она, конечно, уничтожит и ножовку.

Марти принялась пилить топорище у самого обуха. Стальная головка топора все равно останется чрезвычайно опасной, даже и без топорища, но цельный топор куда смертоноснее, чем любая из его частей.

Полотно ножовки вязло в твердой древесине топорища, изгибалось, снова вязло, оставляя неровную прорезь. Марти швырнула пилу на пол.

В наборе инструментов имелось две плотницкие пилы. Одна из них была продольной и предназначалась для того, чтобы пилить вдоль волокон, а другая – поперечной. Правда, Марти не могла отличить одну от другой. Она нерешительно попробовала одну, затем другую, но ни одна ей не понравилась.

Среди инструментов была электрическая циркулярная пила с полотном настолько устрашающего вида, что от Марти потребовалась вся ее сила воли, чтобы вынуть ее, воткнуть провода в розетку, взять пилу за рукоять и включить. Несколько секунд пила судорожно дергалась, ее зубья без толку царапали дуб, но когда Марти взяла инструмент потверже, полотно, басовито жужжа, врезалось в древесину, и головка топора с культей топорища упала на верстак.

Марти отпустила кнопку пилы и отложила инструмент в сторону. Разжала челюсти тисков, вынула обрезок топорища. Бросила его на пол.

После этого она обезглавила кувалду.

Затем лопату. У нее рукоятка длиннее. И сама она тяжелее. Зажать ее в тиски оказалось труднее, чем топор или кувалду. Но вскоре и она пала жертвой электропилы, и штык лопаты с жестяным грохотом упал на верстак.

Потом она распилила мотыгу.

Грабли.

Что еще?

Фомка. Крюк с заостренной лапкой с прорезью для вытаскивания гвоздей с одной стороны, плавно изогнутый рычаг – с другой. Этот кривой стальной прут нельзя распилить.

Этим можно разбить пилу. Сталь звенит о сталь, о бетон, и звук раскатывается по гаражу, словно это огромный колокол.

А разделавшись с пилой, она все так же держала фомку в руках. Она была не менее опасна, чем кувалда, ради которой она в первый раз взялась за пилу.

Она замкнула круг. И ничего не добилась. На деле фомка была даже опаснее кувалды, потому что ее было легче держать в руках.