– А вот и малышка Роза! – воскликнула Мириам и бросилась навстречу, а Эмили, наоборот, отшатнулась.

Эшли недоумевающе подняла глаза на Мириам.

– Что? А, нет. – Она бросила одеяло на диван и посмотрела на подруг, как на безумных. – Это подарок.

– Ясно, – кивнула Мириам.

– Слушайте, можете мне помочь? Нужно раздать подарки гостям. Мы заказали бутылочки для воды с надписью «Роза» и упаковали каждую с бутылочкой розового вина. Ну, игра слов: Роза – розé. Прикольно, да?

– Не то слово! Продолжим вечеринку! – Эмили выразительно повела бровью.

Мириам метнула на нее строгий взгляд и повернулась к Эшли:

– Конечно, с удовольствием поможем!

Каролина

Каролина ужасно устала изображать из себя хорошую девочку. Что сделал этот дубина Трип? Лишь напомнил, что, по сути, у нее нет никаких прав. Она по-прежнему находилась в подвешенном состоянии, никто ничего толком не говорил. Сколько еще ей послушно сидеть в Гринвиче в надежде увидеть Гарри?

Сил не было даже на то, чтобы подняться с постели. Уютное одеяло, набитое лебяжьим пухом, весило будто тысячу фунтов. И ноги тоже. Даже до ванной и то не дойти. Каролина не принимала душ вот уже двое суток. Она вся заросла щетиной – в таких местах, что и сказать неприлично, – а язык во рту словно весил тонну. Каролина понимала, что это депрессия. Приступы периодически накатывали во время бесконечных попыток зачать ребенка, однако нынешний был в десять раз сильнее.

Пульт от телевизора казался неподъемным. Каролина даже не могла выключить «Си-эн-эн». Сегодня новостей было немного, судя по тому, что они бесконечно обсуждали новый законопроект о здравоохранении, разработанный Грэмом. Так называемые эксперты, сторонники и противники закона, садились за стол ведущего Андерсона Купера и рассуждали о том, спасут нововведения Америку или разрушат до основания всю систему. Каролина смотрела дебаты уже в четвертый раз. Никто не сказал ничего нового или интересного. Она бы лучше посмотрела шоу Эллен Дедженерес или какой-нибудь сериал. Или вообще полежала в тишине, но пульт затерялся где-то в тяжеленном одеяле, а искать его не было никаких сил. Каролина бездумно уставилась на уродский современный светильник, который выбрал Грэм. Гладкие автоматические жалюзи на окнах напоминали о больничной палате. Когда-нибудь она соберется с силами и выбросит все это к чертовой матери.

Каролина не заметила, как задремала. Из забытья ее вывел голос Грэма.

– Грэм? – выкрикнула она, рывком подняв голову.

Нет ответа. В комнате все по-прежнему. Она бросила взгляд на экран. Ее муж гордо восседал за столом Андерсона Купера. Всех прочих экспертов вывели из студии, расчистив для него сцену.

– Да-да, Андерсон, я вас услышал, – Грэм кивнул с серьезным видом. – Меня, как и всех американцев, тоже заботит этот вопрос. Но сейчас время отбросить страхи и сомнения и поступить правильно, а мы все знаем, что это верный шаг.

Каролина рухнула на подушку и вздохнула. Откуда у мужа этот костюм? Всю одежду ему покупала она, а этот костюм видела впервые. Самое досадное, что он отлично на нем сидел.

Началась реклама. Каролина собралась с силами, чтобы отыскать пульт. Как тут смотреть на отвергнувшего ее супруга, если и так захлебываешься жалостью к себе? Они не виделись три недели, а такое чувство, будто три года.

– Для тех, кто только что переключился на наш канал: у нас в гостях младший сенатор штата Нью-Йорк от Демократической партии Грэм Хартвелл, автор законопроекта Хартвелла-Конноли. Спасибо, что пришли, сенатор!

– Всегда с удовольствием, Андерсон! – любезно улыбнулся Грэм. Даже в прямом эфире он чувствовал себя, как рыба в воде.