Маркус молчал.

Успокоение родственников жертв никогда не входило в его обязанности, с ними должны были работать психологи, но пока те добирались до места, всю эту работу приходилось проделывать ему. Все слова были отточены до автоматизма. Все действия носили однотипный характер. Испытывал ли он тогда сочувствие? Скорее нет, чем да. Сейчас же он был одним из них.

– Я не хотела тревожить вас, – женщина попятилась к порогу, – не хотела…

– Ничего страшного.

Она еще немного помялась на выходе, нащупывая ручку двери, хотела что-то сказать, но, так и не вспомнив, что именно, извинилась и вышла.

Маркус закрыл за ней и опять заглянул в газету. На первой полосе красовалось фото полицейского участка и его района, как бы говоря читателям о бесполезности полиции города. Им хватило ума не помещать фотографию его дома, хотя кто теперь не знает, чей это дом…

Он подлил в остывшую чашку еще кипятка, когда в дверь опять постучали. Хейз открыл.

– Что-то еще? – спросил он.

– Простите, что отвлекаю, – сказала все та же женщина, – я не хотела вас тревожить…

– Я же сказал, вы меня не тревожите.

– Я не хотела вас тревожить, но эти новости, ужасные новости… Примите мои соболезнования. Так ужасно терять близких…

Какое-то странное дежавю.

– Вы это уже говорили.

– Я хотела спросить, правда ли то, что пишут в газетах?

Хейз молчал.

– Что вашу жену убили так же.

Хейз зажмурился, надавил дрожащими пальцами на глаза, так что перед ними поплыли разноцветные пятна, и снова посмотрел на седую женщину; ему показалось, он сходит с ума.

– Я же сказал, что это правда, – еле произнес он. – Послушайте, вы же только что приходили, пару минут назад…

Она смотрела на него не моргая.

– Приходила?

– Разве нет? – уже и сам засомневался он.

Женщина замолчала, но вскоре продолжила:

– Я понимаю, сейчас такое время… – Она замялась. – Так, значит, убийства схожи?

– Схожи, – у Хейза помутилось в глазах, – но пока рано о чем-либо говорить.

– Но есть шанс, что убийцу найдут?

– Есть.

– Хвала Господу! – вскрикнула она и тут же закрыла рот рукой. – Ой, извините…

– Вы уже извинялись.

– Да?

– Я думаю, да… я не уверен… Извините, я хотел бы остаться один.

– Конечно-конечно, такой день, – залепетала женщина, торопясь уйти.

Она что-то еще говорила, но Маркус уже закрыл за ней.

Все растворялось и плыло перед глазами. Хейз привалился к двери, медленно сполз на пол и уткнулся головой в колени. Сон медленно забирал его, расслабляя уставшее тело, остужая горячую голову, убаюкивая расстроенный ум…

Вдруг он услышал знакомые звуки, привычную для кухни возню. Там, у окна возле плиты, стояла его Кэтрин, надевая рукавицу-прихватку.

– Ты слишком много работаешь, – сказала она и открыла дверцу духовки.

Он видел ее, он слышал ее, он мог с ней говорить…

– Посмотри на себя, ты валишься с ног. – Кэтрин вытащила пирог, поставила его на стол и вдохнула яблочный запах.

Хейз не верил своим глазам.

– Хорошо получилось, – сказала Кэтрин. – Ну что ты там сидишь, проходи.

Она сняла рукавицы и фартук.

Маркус смотрел на жену не отрываясь, боясь спугнуть ее и больше не увидеть. Она подходила ближе; стук каблуков ее домашних туфель отозвался болью в израненной памяти.

– Да что с тобой? – подала ему руку. – Поднимайся.

Маркус еле встал.

– Сегодня такая метель, я думала, ты опоздаешь… – Кэтрин положила голову на его плечо и стала раскачивать и мужа, и себя в незатейливом тихом танце.

– Я опоздал, – еле вымолвил он, чувствуя ее запах, нюхая ее волосы.

– На каких-то десять минут… – Она улыбнулась. – Это не страшно. Обними меня.

Маркус обнял ее крепче.

– Не так сильно, – засмеялась Кейт. – Ладно, иди ешь, пирог остывает.