Старуха вздохнула.

– Опушка – необычайно опасное место для детей.

– Ну, у нас вообще было необычайное детство.

– Как тебя звать?

– Кара Вестфолл. А это мой брат, Тафф.

Старуха чуть заметно кивнула, как будто Кара подтвердила то, что она и так уже знала.

– А вы кто? – спросила Кара.

– Ну, от рождения, если тебя интересуют такие вещи, я звалась Маргарет Оллвезер. Но ты, должно быть, знаешь меня под другим прозвищем, которое мне дали намного позднее. Мэри-Котелок, слышала?

Тафф тихонько ахнул и подался поближе к Каре.

– Ага, – сказала Мэри, – вижу, вы обо мне слышали.

Холодный дождь тёк Каре за шиворот. Ветер жалобно завывал в кронах, как будто пытался что-то сказать, но никак не мог выговорить.

– Вы же умерли, – сказала Кара. Она шагнула вперёд, загородив собой Таффа, и выхватила перочинный ножик. – Вы же умерли несколько столетий назад!

– Я исчезла несколько столетий назад. Разница существенная.

– Но не могли же вы прожить так долго!

– Но всё-таки прожила. Замечательная штука эта магия!

– Вы его не тронете, я вам не позволю!

Мэри-Котелок смерила Кару неприкрыто-насмешливым взглядом.

– А зачем мне вообще его трогать?

– Я о вас наслышана! Я знаю, что вы творите с детьми.

– Ты знаешь, что я творила когда-то. Но вам нужна моя помощь. Вы тут одни-одинёшеньки, и вам уже грозит опасность. Здесь водятся твари, которые чуют магию, которые готовы на всё, чтобы её отведать…

– А у меня и нет магии.

Мэри-Котелок усмехнулась. Зубы у неё пожелтели от старости, но всё ещё выглядели достаточно острыми, чтобы кусаться.

– Ой, что-то не верится, Кара, дочь Хелены!

Порыв ветра пронёсся над лесом. Вместо того чтобы зашуметь, листья зашептались: на них обрушился поток слов, почти членораздельных – но не совсем. Шёпот этот был полной противоположностью колокольчикам, пению, гулению младенца. В нём слышалось полное отсутствие всякой надежды.

– Что это? – воскликнула Кара, с изумлением обнаружив, что глаза у неё наполнились слезами.

– Чащоба не такая, как другие леса, – отвечала Мэри. – Эти деревья питаются не плодородной почвой и солнечными лучами – они растут на боли и страданиях, горе и отчаянии. Эти листья никогда не желтеют и не краснеют, не шуршат под ногами прохладным осенним вечером. Но временами, когда ветер дует в нужную сторону, они шепчутся.

Ветер улёгся, деревья смолкли, и сделался слышен треск ветвей – что-то ломилось через лес в их сторону. Стенающий вой разнёсся эхом среди деревьев, ему откликнулся хор пронзительных чирикающих голосов.

– Сюда кто-то идёт, – сказал Тафф.

И тут лес будто взорвался: множество созданий, больших и малых, мчались мимо них. Целый мир, что таился в подлеске и среди ветвей, устремился в лихорадочное бегство. Кара с изумлением смотрела, как все они проносятся мимо: их было так много, что и не разглядишь – существа с крыльями летучей мыши и унылыми серебристыми мордочками, двуногие дракончики ростом не крупнее белки, состоящий из глаз диск, катящийся по земле. Все эти животные не привыкли держаться вместе, но всех их объединила общая нужда: убраться отсюда как можно скорее.

– Он знает, что ты здесь, – сказала Мэри-Котелок.

Дети не стали спрашивать, кого она имеет в виду. Они и так поняли.

– Как он меня так быстро нашёл? – спросила Кара.

– Это его Чащоба, детка. Он тут всё знает.

Над головой беззвучно смыкались вершины деревьев, заполняя лес поддельными сумерками.

– Идём. Я знаю место, где ему до тебя не добраться. Там вы с братом будете в безопасности.

– А почему я должна вам доверять?

Небо снова заполнилось ужасающим воем. Уже ближе.

Кара не двинулась с места.