Настроение и так ниже плинтуса, а тут еще вижу, как Зак приобнимет и подсаживает Птичку в кабрик. Меня накрывает такой удушающей волной ревности, что дышать больно. Непроизвольно кривлю рожу, но подхожу.

Гарик сидит за рулем, его Ариша вместе с Юлей на пассажирском, рядом Тимур на открытой дверце повис. На заднем сиденье только американец с Соней.

– Ник, давай к нам! – зовут университетские, которым не хватило места в машине и им пришлось нестройным рядом выстроиться за багажником.

– Сори, – развожу руками, – у меня резерв!

Ловко перепрыгиваю через заднее крыло и мощусь на сиденье, плотно прижимаясь к Соне. Втроем тут тесно, но поместиться можно.

– Паш, залетай! – зову друга и двигаюсь, пересаживая Птичку себе на колени. – Я привык быть в центре! Никто не против?

Гарик оборачивается и громко ржёт.

– Против, – тихонько шипит Соня, но я делаю вид, что не расслышал ее слова во всеобщем галдеже.

Одну руку забрасываю Пашке на плечо, а второй стискиваю Птичку чуть ниже талии. Она там ощутимо напрягается. Пытается привстать, но я не даю. Раскрыв ладонь, прижимаю к себе. Невзначай провожу по оголенному животу большим пальцем, и её гладенькая кожа покрывается мурашками. Чувствую их, и у самого такие же ползут. Следом за ними в паху приятно теплеет.

Птичка чувствует попой мою эрекцию – скрыть ее нереально, – елозит и делает только хуже. Как бы случайно задеваю хрупкое плечико губами, успеваю прихватить и лизнуть. Она лопатки сводит и напрягается еще больше, а я тяну в себя аромат ее кожи и кайфую.

Чертовски заводит меня эта девочка!

Фотограф просит всех изобразить безудержное веселье. Птичка вскидывает руку и отклоняется в сторону американца. Это движение мне не нравится. Резковато дергаю ее на себя, вынуждая обнять меня за шею. Так и фотографируемся – в обнимочку.

Когда фотосессия заканчивается, Зак выпрыгивает первым и предлагает помощь Соне. Она в такой короткой юбке, что сама не выберется.

Ей приходится наклониться и перегнуться, чтобы он подхватил ее. А я все еще сижу и наблюдаю за ними. Мне снизу открывается чудный вид. Знакомые аккуратненькие булочки, между ними белые кружевные трусики. Рука так и тянется. Я ей как бы вылезти помогаю, но на самом деле тупо трогаю.

Выбравшись, она одаривает меня ядовитым взглядом.

– Будешь лапать – залеплю пощечину. При всех, – цедит еле слышно и убегает.

Тру лоб и судорожно сглатываю. А классические брюки не такие уж свободные, оказывается.

На входе в ресторан меня ждёт Юля.

– Поедем уже? – спрашивает, приобняв. – Я что-то устала.

– Вызову тебе такси. Мы с Гариком и Пашкой посидим еще. Неизвестно, когда теперь таким составом соберемся.

Мы с друзьями действительно договаривались куролесить до утра.

– Так ресторан закрывается скоро. Правда, господин ресторатор? – другой рукой Юля обнимает проходящего мимо Тимура.

Меня кто-то окликает. Оборачиваюсь и притормаживаю, а питерский петух тем временем предлагает Юле подвезти её до отеля. Он единственный из всех собравшихся совсем не пьёт: о здоровье своем печётся.

– Никитушка, – пищит жена это тупое имя, – ты ведь не против, если Тима отвезёт меня в отель?

Сколько раз я просил не называть меня так, особенно при малознакомых людях, но опять за своё. Пьяная манерная дура!

Их совместный уход с вечеринки могут расценить неоднозначно, но мне всё равно. Я никогда не ревновал Юлю и не пекусь о её репутации.

– Тимуру можно доверять, – прицельно сморю на питерского, мы оба поняли, о каком доверии речь – вчера он видел нас с Соней, как бы не болтнул лишнего.

К Юле я больше не подхожу. Она прощается с Белецкими и уходит под руку со своим провожатым. Пусть катятся. Знал, что споются.