К году он пошел, но не заговорил. Мычал и казался каким-то отрешенным. Вскоре мы заметили, что он своеобразно играет с игрушками. Ему нравились грузовики. Но он не катал их, как обычно делают малыши, а ногой переворачивал вверх дном и так же ногой по очереди крутил колеса. На мои попытки показать, как нужно играть, сын реагировал истериками. Даже прикасаться к своим самосвалам не разрешал.

Расстройство аутического спектра. Эти три слова прозвучали как гром среди ясного неба. В нашем случае это не лечилось, к этому нужно было привыкать. Уже полтора года я пытаюсь.

Сынок встречает меня хорошо, даже позволяет обнять. Машинку берет, но сразу же бросает.

– Ему только зеленые нравятся, – напоминает Юля и фыркает, – ты забыл?

Это вместо «здравствуй» и «спасибо за прекрасные цветы».

– Не было зелёных с большими колесами, – оправдываюсь.

Таких правда не было.

Пока идем в номер, я осматриваюсь. Отель необычный. Старинный, с красивой территорией и теплой домашней атмосферой. Но то, что он специализируется на гостях с маленькими детьми, для нас оказывается минусом. Шурик не любит других детей и прикасаться к себе разрешает только близким и няне. К счастью, в последний момент нашей няне пвыдали визу, и она тоже прилетела.

– Гостиницу надо менять, – недовольно заявляет Юля в номере, – тут совсем колхоз! Давай сразу в «Хилтон» в Барселоне, чтобы снова не вляпаться.

– Барса в часе езды отсюда. Далековато, не находишь?

– Зато там есть чем заняться. А тут село какое-то. Нафига ты здесь дом построил? – закатывает глаза.

– Захотел и построил, – хмыкаю. – Ты сама говорила, что хочешь виллу в Испании.

– Я хотела в Марбелье, как у Крис, – дует губы. – Кстати, она сейчас там. Давай поедем? Здесь мне совсем не нравится!

– Что именно тебе не нравится?

– Атмосфе-е-ера, – протяжно стонет. – Говорю же – деревня!

Спорить бесполезно. С ее пафосом ей везде деревня, кроме Москвы и родного Краснодара, где она королева.

– Хочешь в Барселону ­– езжайте. Мне надо закончить с мебелью и ландшафтом на вилле. Если будем продавать, то лучше все доделать.

– Тогда завтра переедем. Сегодня же вечеринка, – вспоминает. – Ты в черном смокинге будешь?

– Ага. И с бабочкой, прикинь! Мы с Гариком решили одинаково одеться.

Рассказываю, и настроение поднимается. Давно я не бывал на костюмированных вечеринках.

– А я в платье от Гуччи. С перьями! Кич такой, обалдеть просто, – подхватывает Юля.

– Оторвемся, – улыбаюсь.

После свадьбы мы ни разу не веселились вместе. Я все время на работе, она зависает с подружками в салонах или рестиках. Общих друзей толком нет. Мы с ней как-то параллельно живем.

– Останешься? – кладет руку на плечо и смотрит с надеждой.

– Нет, – отрезаю сразу, – через час прораб приедет за расчетом. Отдыхай, собирайся, заеду в восемь.

Возвращаясь на виллу, чувствую, как рубит усталостью. Отвык не спать по ночам. Сразу поднимаюсь наверх с намерением завалиться на пару часов. Вечер обещает быть долгим, не хочется начать зевать еще до полуночи.

Захожу в спальню, и сон как рукой снимает. Смотрю на смятую постель и вижу хрупкое тело Птички. Лежит на краешке, спит спокойно. Вокруг темно, мне стыдно.

Закрываю глаза и выдыхаю: приплыли. Уже глючит из-за неё.

Открываю глаза и снова смотрю на кровать. Нет никого, кроме дрожащего солнечного зайчика на подушке. Даже легкий аромат духов Сони больше не витает в воздухе.

Только чувство вины никак не исчезнет.

И вдруг до меня доходит, почему я так разозлился.

Все три года я считал ее своей. Не видел, не слышал, знать ничего о ней не знал, но помнил, как тихо и уверенно она сказала: «Да, твоя».