– У неё всегда был крепкий сон, как у всех людей с чистой совестью. А где было её испачкать, она ею и не пользовалась никогда!

У брата сон был чуткий, поэтому остричь его, как собиралась сначала, не рискнула. Просто размазала остатки пластилина по его любимым джинсам. И спёрла его заначку:

– А он даже не мог матери пожаловаться, потому что деньги были у неё же украденные!

Заткнула раковину, открыла кран чуть-чуть, чтобы соседей заливало постепенно, и пошла к однокласснице Люське.

– Когда её мамаша с матом шла среди ночи на звонок, это было ещё ничего! А когда она меня увидела, тут уже крик стоял такой, что половина соседей повыскакивала! Столько добрых слов о моей мамаше я ещё не слышала. Бабы мою голову покрутили туда-сода и предложили сделать авангардную стрижку. Но я сказала: «Только наголо!» И постриглась.

Утром она навешала железок на уши и шею, нацепила Люськины шорты, которые были ей безнадёжно малы и почти ничего не прикрывали, майку-алкоголичку без бюстгальтера при своём тогда уже третьем номере и в таком виде отправилась за аттестатом: «Или отдавайте сейчас, или я буду торжественного вручения ждать». Отдали, только бы ушла.

С тем она убыла в областной центр, чтобы поступить в университет. Но это уже совсем другая история.

– Дуня, а мать в полицию не заявила? Имела право, это же деньги, – спросила Нина Васильевна.

– Попробовала, мне Люська рассказывала. Но охота была ментам семейные кляузы разбирать! Участковый спросил про сумму и сказал, что проверит на почте, сколько она получила алиментов на меня накануне. А деньги были почти такие же.

– А с отцом ты не повидалась?

– Нет. У него другая семья. Он не хотел. А потом он умер года через два.

– Где же Люська твоя теперь?

– Шесть лет назад от передоза загнулась. А мама её в прошлом году от цирроза, – она заплакала. – Курю, но с алкоголем не дружу. А наркотики никогда не пробовала! С кем же мой Мишенька останется, если я загнусь!

Дуня наконец ушла, всё ещё всхлипывая.

А через двадцать минут секретарша Анна Николаевна влетела: «Дуня Лопухина из окна выбросилась! Насмерть!»

Глава вторая: мужские разговоры и ещё одна смерть

– Дима, зайди ко мне. Ну, что там с самоубийством?

– А вот ни разу не самоубийство. И даже не несчастный случай. Толя сказал, что был толчок невиданной силы.

– Может, сама оттолкнулась?

– Вот и я это спросил. Говорит: да, оттолкнулась и полетела вперёд спиной.

– М-да. А я-то надеялся…

– А я-то как надеялся! Сразу пошёл отписки составлять. Вроде всё сходилось: неуравновешенная творческая личность занималась рутинной работой, табель на зарплату составляла. Зам главного бухгалтера гоняла её туда-сюда. Потом она сидела в бухгалтерии и с час, наверное, истерила со слезами на глазах. Потом вышла от них с рыданием: «На кого мой Мишенька останется, если я загнусь!» И через двадцать минут загнулась.

– Да тут всё очевидно! Кроме толчка…

– Вот так. Эти творческие личности затоптали всё нафиг, хотя на что там смотреть? На раскрытое окно?

– А как там вообще там эти творческие личности? Журналистки, телеведущие?

– Ну, телеведущих я даже не видел. Вернее, одна была, какой-то отчёт писала. Инга Киприди. Знаешь такую?

– Длинноволосая такая? «Литературную губернию» ведёт?

– Она вообще-то на больничном, колено у неё в гипсе, что ли. Еще там монтажёрка. Такая… сразу не понял, какого пола. И охранник на входе в телестудию. Все остальные группами разъехались по учебным заведениям… ну, к Дню учителя. Вот и всё по четвёртому этажу, где студия. Ты вообще представляешь себе Дом печати?

– Тысячу раз мимо проезжал. Здание глаголем с нашлёпкой посередине.