– Всё в п-п… – он задыхался, продолжая кашлять, и еле ответил: – Всё в п-порядке.

Я не могла ничего ответить, только разрыдалась, и Вик, непонимающе взглянув на меня, обнял в ответ.

– Ты жив, – выдохнула я и прижалась губами к его шее. – Ты жив, боже. Вик. Я чуть с ума не сошла. Мы…

– П-почему ты плачешь? – спросил он и поднялся, отряхнувшись и отстранив меня. – Лесли?

Глядя в его абсолютно недоумевающее лицо, я похолодела. Нет, не может быть, чтобы и он ничего не помнил. Вик вскинул брови. Кажется, у него полностью отрубило кратковременную память и он совершенно позабыл поинтересоваться, как вообще оказался погребённым под песком.

– Бен и Джесси, – тихо сказала я. – Мы их потеряли. Их больше нет. Вик, нам нужно что-то сделать.

Но Вик лишь непонимающе покачал головой и задал единственно важный вопрос:

– П-постой… о ком ты говоришь, Лесли?

* * *

Был полдень, когда ребята подбросили меня до дома и я открыла дверь своим ключом, по-прежнему растерянная, всё ещё изумлённая случившимся. Ни Вик, ни Дафна, ни Джонни ничего не помнили, как я ни пыталась расспросить их о трагедии на пляже, – и вели себя так, словно никогда и не было никаких Бена и Джесси, а память услужливо заменила этих ребят на других. Но как же так? Разве такое возможно?

Не могла же я сойти с ума и не будут же они разыгрывать меня, когда на их глазах убили ребят?

Стоило мне появиться дома, как с порога на меня налетела мама: я сразу поняла, что обман вскрылся, – очень некстати, но так всегда и бывает, ведь беда не приходит одна. Рванувшись ко мне, она выхватила из руки сотовый телефон и спрятала его в кармане домашнего свитера, а затем тряхнула меня за плечо.

– Да что происходит, ма?! – воскликнула я и тут же осеклась, когда встретилась с её взглядом, полным ярости.

– Я не ожидала, что ты будешь лгать мне, чтобы сбежать к нему на ночь, – тяжело проговорила она. – Ты наказана. Ты – под домашним арестом!

– Чёрт возьми. – Меня вдруг охватил гнев. Доведённая до крайности всем случившимся за несколько последних месяцев, я повысила голос: – Мама, мне уже восемнадцать, и твой гнев меня не пугает! Хватит уже. Объясни, в чём дело!

– В моём доме ты живёшь по моим правилам! – вспыхнула она. – И я не позволю тебе превращаться в какую-то шлюху, которая таскается с такими чёртовыми ублюдками, как он!

– Не говори так про него! – ощетинилась я и этими словами выдала себя с головой.

Мама побелела, поджала губы; её лицо, казалось, излучало ненависть и страх. Страх этот плескался в глубине её глаз, и мне было жаль, что она боится – за меня, я понимала, однако всё, что происходило, и так выбивало из колеи. Мне нужно было разобраться сперва со своей жизнью и только после этого бороться за неё.

– Чтобы больше я этого маскота возле тебя не видела. Я позвонила матери Дафны, и она проговорилась, где и с кем ты была. И… Господи, Лесли. Что скажут люди?

– Тебе важно только это?

– Конечно, да! Да! Ведь ты моя дочь, и я имею право знать, что с тобой происходит, потому что сегодня же поеду в полицию и заявлю на него! Он что-то с тобой сделал? Он принудил тебя к чему-то? Что он тебе сказал?

Я вздрогнула, растерянно пробормотав:

– Пожалуйста, не цепляйся к нему. Ничего дурного не было: мы с ребятами просто устроили небольшую ночёвку на пляже. Мам, ну прошу! Не создавай ему проблем: с ним и так обходятся очень жестоко.

– Ах, жестоко? – она недобро усмехнулась. – То, что было прежде, покажется ему шуткой, потому что теперь я не собираюсь спускать дело на тормозах. Он же был там, с вами? На этом чёртовом индейском пляже?

Она была разъярена. Она ненавидела, когда я лгу, и боялась за меня. Пришлось взять себя в руки, чтобы не усугублять и без того ужасную ситуацию: