– БОМОГИТЕ! Бомо…

– Ш-ш-ш, – Крик покачал перед его лицом пальцем и щёлкнул по носу. Чак тотчас заткнулся. – Не нужно кричать, тебя всё равно никто не услышит. Ты подписал контракт со смертью, когда уехал в Огасту. А теперь смотри. Смотри внимательно, тут как в шатре у фокусника, следи и наблюдай. – Он показал лезвие, элегантно поигрывая им между пальцами. Оно порхало, как серебряная стрела молнии, из одной руки в другую. – Как думаешь, куда прилетит?

Крик легко перехватил нож правой рукой и всадил его по самую рукоять под грудь Чаку, а затем одним рывком сломал, оставив лезвие в ране.

– А-а-а-а-а! Уб-лю-док!

Вой был нечеловеческим.

– Нет приметы хуже, чем сломанный под рёбрами нож, – равнодушно улыбнулся Крик.

Он отбросил рукоять в сторону, слушая стоны и рыдания человека, не желавшего умирать. Чак бился под ним до последнего, даже когда Крик рывком вынул из пола большой охотничий нож, высекая лезвием искры о камень, и приложил к паху своей жертвы.

– Брошу, – сквозь боль взмолился Чак Делори. – Божалуйста, долько не это!

– Не – что? Дорожишь своими яйцами или стручком? Давай выберем, что оставить. По считалочке.

– Уболяю, – прорыдал Чак. Слёзы бежали из-под его век, расчерчивая дорожки на грязном лице. – Оставь меня в бокое.

– Чёрта с два, сука!

Крик медленно поднял его футболку лезвием и срезал брючный ремень. Затем сделал длинный неглубокий надрез на коже ниже живота: там всё густо поросло тёмными волосами. Стройку огласил новый вопль, и маньяк мрачно хмыкнул:

– Ты настолько омерзителен, что тебя даже потрошить противно, ублюдок. Хотел бы сказать: чего ты разнюнился, как девчонка, но я не грёбаный мизогинист и не стану оскорблять женщин, сравнивая с тобой. Считай, сегодня ты выиграл лотерею: даю тебе шанс, глядишь, и выживешь. Хочешь жить, Чак Делори? Отвечай поскорее, у меня мало времени.

И тот, рыдая и с пеной на губах, образовавшейся от криков, полных боли, проговорил, едва ворочая языком:

– Зах-хочу… одбусти бедя…

Крик с безмятежным наслаждением углубил надрез в паху, отчего Делори завопил. Плоть медленно расползалась, нож не торопился сечь, живот и ниже жгло от сильной боли. Убийца в белой маске с безжалостно сомкнутыми чёрными губами глядел двумя безднами вместо глаз. А потом сказал:

– Ты знаешь, я влюблён в женщину. В молодую женщину. Она моложе, чем была Селия, но у той на руках был ещё маленький ребёнок… которого вы убили!

– Божалуйста, де дадо, – всхлипнул Чак.

– Нет-нет, не беспокойся, это хорошая история; это поучительная история, – спокойно продолжил Крик. – Так вот, я влюблён, друг мой, и знаешь? Моя девочка учит быть великодушным, где надо и не надо, и доверяет мне. Она всегда делает усилие над собой. Следит за благородством души, понимаешь ли. Считает, каждый имеет шанс на спасение. Это библейская тема, по типу покайся – и воздастся. Я хочу ей соответствовать. Тоже сделать над собой усилие. Быть, знаешь ли, лучше.

Он молниеносно выбросил руку вперёд и схватил Чака за горло. Другой разжал его плотно сомкнутые губы. Чак не знал, что будет дальше, но догадывался – ничего хорошего. Он попытался укусить Крика и снова стиснуть челюсти, разводимые силой, но тот был куда сильнее:

– Так что была не была. Если выдержишь то, что я тебе уготовил, так и быть – отпущу на все четыре стороны. И даже не стану преследовать. Представляешь – никогда больше не появлюсь у тебя на горизонте. Веришь в это? Нет? Ладно, тогда ответь на другой вопрос. Ты в курсе, что нож при себе иметь необязательно, когда дело касается языка? Язык вырвать голыми руками очень непросто. Так мало кто умеет. Но не переживай! Тебе повезло! Я один из редких знатоков этого старинного искусства.