– Подожди, Марина. С чего ты взяла, что он гей? Он что, прямо тебе об этом сказал?

– Нет. Рассказал.

– Загадочная ты наша. Ничего не понимаю. По порядку давай. Он рассказал тебе, что гей?

– Ему и говорить об этом не надо было. И так все ясно. Представь, рассказал мне про то, как в Испании был на корриде.

– И что?

– Слушай дальше. Говорит: выпустили на арену быка, а он пятиться стал. Пришлось тореадору за ним по арене гоняться. Упорный парень попался, загнал-таки бедное животное в угол и, как положено, нанес ему шпагой смертельный удар. Бык стал заваливаться набок… Вот теперь привожу тебе слова этого гомосексуала дословно: бык стал издыхать, завалился на бок и в предсмертной агонии как врежет копытом тореадору по яйцам. Мы все так смеялись.

Марина замолчала и выразительно посмотрела на Софию.

– Ничего не понимаю. И с чего ты взяла, что он гей?

– Ты никогда не замечала, как нормальные мужики реагирует вот на это самое – на удар между ног? Даже если это попадается в какой-нибудь комической нарезке?

– Нет, не замечала. А как они могут реагировать?

– А я вот специально, чтобы подтвердить свою теорию, сегодня в офисе эксперимент провела: рассказала эту историю сисадмину – он мужик что надо.

– И?

– Он сказал «ой». И ему было не смешно. И еще… по поводу твоего террориста тебе скажу, – вдруг без всякого перехода сказала Марина. – Поменьше о нем думай. Плохо много думать, когда тебе двадцать четыре стукнуло…

Да, так Марина вчера и сказала. Плохо много думать вообще, но что делать, если София никак не могла заставить себя работать с полной отдачей? Невеселые мысли не отпускали ее. Перед мысленным взором то и дело возникали красные строчки на черном фоне.

«Твоя кожа, о которой ты столько заботишься, почернеет и обтянет кости. А в трахее, через которую ты дышишь, изъеденной пятнами гнили, заведутся черви»…

Не собиралась читать! Только глянула на первую строку и удалила сообщение, но текст, независимо от желания, отпечатался в сознании. Как ни хотела оставаться в неведении, видно успела осознать то, что написал Зубастик – так она и называла его по первому ник-нейму, несмотря на то, что он менял имена как перчатки.

Еще хватило ума не открыть прикрепленный файл, хотя Зубастик послал его задолго до того, как она его разгадала. И мысль, остановившая ее от необдуманных действий, прозвучала просто: там могла быть порнография. Пару раз открыв такие послания от новых собеседников, она зареклась так поступать в дальнейшем. А теперь даже страшно подумать, во что он мог превратить ее снимок с помощью фотошопа!

Могла София, пользуясь советом Марины, исключить новые знакомства хотя бы на неделю? Наверное, могла. Даже больше – могла плюнуть на все, взять в офисе отпуск и махнуть в Соединенные Штаты, точнее, в маленький городок Карлсберг, который располагался недалеко от славного города Сан-Диего. Туда, где почти четыре года жили ее родители.

«Обрастали мясом», – как говорила мама.

Впрочем, родители – это сильно сказано. Настоящего отца София не знала. Мама от настойчивых просьб «расскажи о папе», открещивалась скупым «умер». Она оставалась неумолимой в своем желании раз и навсегда закрыть тему настолько, что София перестала задавать вопросы.

Шесть лет назад мама привела в дом отчима – Николая Васильевича. Они расписались. О тех двух годах, проведенных под одной крышей, София предпочитала не вспоминать. Все попытки отчима завязать с ней хоть какие-нибудь отношения, натыкались на прочную стену непонимания.

Вдвоем с мамой Софии было хорошо.

А втроем плохо.

Когда родители засобирались в Америку, девушке было девятнадцать. Второй курс Университета, друзья, знакомые, тусовки. Короче, ехать она отказалась. Позже мама призналась, что так было лучше для нее, потому что равносильной замены обучению, в то время она предложить дочери не могла – они с отчимом едва сводили концы с концами.