– Ты зачем это сделал, Ангелочек?

А гадёныш улыбается невинно:

– Я только что видел во сне ангела. Он сказал, что это – он указал пальцем на орущую жертву – исчадье Ада, и его надо убить!

Ну ему и накатили аминазина полной мерой и на сутки привязали к кровати. И как вот с ними по-хорошему? Так и приходится: берёшь полотенце в руки, да и охаживаешь их по бесполезным местам. Не больно, не обидно, но убедительно. И все становится на своё место.

Только Тихоню она ни разу не стегнула полотенцем. Ни разу даже не замахнулась на него. Не то, что бы не было повода: Тихоня раздражал её больше всех. Но она старалась держаться от него подальше. Что-то недоброе мерещилось ей, когда он был рядом. Конечно, все пациенты этой психушки далеко не лапочки, и каждую минуту так и жди подвоха, но этот субъект – он хуже всех! Ей часто казалось, что он нормальный. Не совсем, конечно, и болезнь его была несомненной, но все эти умники с дипломами не видят того, что видит простая санитарка. Этот тип играет с ними, он симулянт! Тихоня, как прозвали его за незаметное, безмолвное существование, был не в себе, это уж точно. Но не в той мере, как хотел это изобразить. Вот сейчас он здорово разозлил санитарку. А что он сделал такого? Да ничего. Она просто перехватила его взгляд.

День сегодня выдался особенно дурной. С утра в их отделение заявились благотворители. Они шныряли везде, делали жалостные лица, пытались рассовать подарки тем, кому они и даром не были нужны. Пациенту, который в приступе белой горячки пытался утопиться, сунули в руки вязанные самодельные носки и шарф, и открытку с ободряющим стишком. Самоубийца очумело таращился на сердобольную дарительницу, пока она выражала надежду на его выздоровление, потом он натянул носки на руки. Она попыталась было возразить и робко заулыбалась, но тут же побледнела и отшатнулась: Самоубийца грубо, дико захохотал и оторвал зубами кусок открытки. Он принялся жевать открытку, не прекращая своего нелепого, гадкого хихиканья. Дамочка спаслась бегством. Скоро все благотворители удрали. Они выставили на стол в общей комнате корзину, наполненную карамелью, и, будучи не в силах вынести безобразного кривляния психов, взбудораженных выходкой Самоубийцы, убрались восвояси. Санитары пытались навести порядок, но больные уже поснимали носки с ног и напялили их на руки. Они совали руки друг другу в лицо и хвалились этой красотой, пытались разворачивать фантики подаренной карамели. А потом, по наущению Самоубийцы, взяли всю корзину и высыпали конфеты под дверь, ведущую в коридор отделения. Зачинщик объяснил своей шайке, что так они смогут запечатать дверь, и злобные санитары не войдут и не помешают им веселиться. Дверь действительно открылась с трудом. Когда сердитая санитарка всё же вошла, она увидела, что весь пол уделан мерзкой давленой карамелью и повидлом. Тут её терпение лопнуло, и она принялась наводить жёсткими мерами порядок во вверенном ей обезьяннике. В этот момент она и перехватила взгляд Тихони. Он смотрел на неё с таким насмешливым презрением, с такой брезгливостью, что она вся взвилась от злости и ненависти. Он презирал её, ну надо же! Да видело бы это чучело себя со стороны!

Тихоню привезли в их дурдом почти год назад из больницы «Скорой помощи». Он не ходил, не говорил, не ел и даже почти не пил. И большую часть времени спал, хотя санитары считали, что он притворяется. Когда же он действительно засыпал, само тело несчастного говорило о том, что душа этого грешника точно поджаривается на дьявольской сковородке. Каждый, кто видел безумные творения Босха, безошибочно признал бы: то, что переживает Тихоня, очень похоже на дикие сюжеты одержимого из Брабанта. Да, должно быть, это и есть Ад!