Но Горчаков этим не удовлетворился. Конечно, он ожидал, что я грамотно, с привлечением авторитетов вроде Юнга и Фрейда, объясню ему, что в сложившейся ситуации нет его вины, а так предопределено полигамной природой мужчин. Видимо, что-то в этом роде он и сам думал, но если бы он услышал это еще и от меня, то освободился бы от всяких угрызений совести. Хотя тот факт, что это толстокожее животное рефлексирует, уже о многом говорит.

Размышляя о тяжелой судьбе старого друга, я и не заметила, как дошла до РУВД. Вспомнив, что еще не обедала, я купила несколько пирожков и спустя пять минут была с ликованием встречена немногочисленным личным составом отдела по раскрытию умышленных убийств. Пакет с пирожками бережно изъяли из моих ослабевших рук, усадили меня в продранное кресло для VIP-персон и понеслись ставить чайник.

– Ну что, Маша, по душу Коростелева пришла? – Это хором сказали сразу два опера с набитыми ртами, ожесточенно жуя пирожки.

– Но душа-то еще тут? – испугалась я. – Он жив еще?

– Да жив, жив, успокойся. – Начальник отдела подвинул ко мне последний пирожок. – Правда, в реанимации. С чего начнешь, с больницы или с осмотра парадной?

– Прямо и не знаю,– засомневалась я. С одной стороны, надо торопиться в больницу, особенно если потерпевший в реанимации, то есть одной ногой на том свете. А с другой стороны, чем больше медлишь с осмотром места происшествия, тем больше информации теряешь.

– Рекомендую начать с осмотра. – Костик Мигулько, начальник отдела, старательно отводил глаза от пирожка, и я сжалилась над ним.

– Ладно, ешь мою пайку. А почему с осмотра?

– Этот парадняк охранять вечно не будут. А с потерпевшим все равно не о чем разговаривать.

– Он в коме, что ли?

– Да нет, просто он вообще ничего не помнит. Ни как ударили, ни даже как его зовут.

– А вы ж сказали, Коростелев?

– Так мы личность установили. Хорошо, жена там рядом оказалась, шла из магазина, увидела сборище любопытных, подошла, а там муженек с пробитой башкой.

– Подожди, так он не в своей парадной лежал?

– Нет, не в своей. За три дома.

– Да, повезло, что жена пошла в магазин. А так бы его год устанавливали. Да еще и захоронили бы за госсчет, в братской могилке...

– Костик, а ты на место выезжал? – Я умоляюще посмотрела на Мигулько.

Мы с ним договаривались, что если я не смогу оперативно прибыть на очередной осмотр, то хоть он съездит на место и максимум возможного отметит и зафиксирует.

– Да выезжал. Правда, уже после того, как «скорая» его увезла. Но могу тебя заверить, ничего интересного ты там не найдешь. Даже крови практически нету, только лужица натекла, похоже, там, где голова лежала.

– А как ты думаешь, он из той же серии? Или просто местные отморозки по голове дали с целью ограбления?

– Да кто их разберет? И потом, Маша, что ты на серии зациклилась? Посмотри на сто одиннадцатые[1] за прошлый год: восемнадцать случаев нераскрытых тяжких, и все в парадных, и все по голове, а в девяти случаях вообще ничего не пропало.

– А как же брюки расстегнутые?

– А может, их врачи расстегнули.

– Костя! Я врачей допрашивала, они сами удивлялись, что кто-то брюки расстегнул. А...

– А это совпадение! – бодро вступил в разговор оперуполномоченный Кужеров, отхлебнув чая.

– Маш, – Костик умильно заглянул мне в глаза, – не хотелось бы серии... А? Ну ты же знаешь, налетят, набегут, на контроль поставят, на заслушивания дергать будут два раза в неделю... Оно тебе надо? – Костя говорил, как пел, я даже заслушалась. – А так разбой и разбой. Ну есть сходство, так давай мы будем иметь это в виду – я одному оперу все ОВД