– Значит, меня будут принимать за секретутку, – констатировала я.

– Вот именно, – кивнул осклабившийся Сидорчук. – Такая длинноногая красавица, которая всегда под боком с блокнотом под мышкой. Пусть думают что хотят, в ваши обязанности не входит оказание интимных услуг. Разве что на добровольной основе.

Я вспомнила пухлую ручку Леонида Борисыча и вяло пожала плечами.

– Вот как? А между прочим, многие в нашем городе о таком даже и мечтать не могут, – среагировал на мой жест Сидорчук.

– Я вообще не мечтаю, – огрызнулась я, – не мой профиль.

– Это к делу не относится, – сказал Иван Петрович, – давайте обсудим детали.

Обсуждение заняло полчаса.

В мои обязанности входило: присутствовать в непосредственной близости от Леонида Борисовича Симбирцева с семи утра до двадцати вечера, оберегать его персону и хранить тайну о роде моей деятельности.

За эту работу мне обещали платить тысячу долларов в неделю.

– Так вы согласны?

«В принципе, почему бы и нет? – подумала я. – На переводах, которые, кстати, не столь уж регулярны, я зарабатываю в пять раз меньше, а репетиторство начинает меня утомлять. И потом, эта работа хоть отчасти будет похожа на ту, к которой я готовилась столько лет…»

– Давайте попробуем недельку, – предложила я. – А там видно будет.

– График, конечно, плотный, – вздохнул Сидорчук, – но, как я понимаю, вы не очень-то связаны социально. И в личной жизни тоже…

– Это вам небось дорогие соседушки порассказали? – скривилась я.

– А как же, – развел руками Сидорчук. – У бабулек традиционный дефицит общения, вот и рады побазарить с первым встречным. Да вы, чай, и сами знаете. Учили небось контакты-то налаживать?

– Разумеется, – сухо сказала я. – Можете считать, что я согласна. Кстати, вы не забыли, что через минуту нас ждет Симбирцев?

Пока мы шли по узкому коридору из гостевой комнаты к кабинету, из-за стены слева слышались звуки радио. Какая-то местная коротковолновка передавала песню с последнего альбома «Битлз».

И с первыми же тактами музыки снова нахлынули воспоминания детства.

За те шесть шагов, которые мы с Сидорчуком прошли до двери босса, я успела вспомнить столько, что хватило бы на целый роман.

Говорят, что так много человек может вспомнить перед смертью. Могу на собственном опыте это подтвердить. Несмотря на то, что я до сих пор жива, тогда, в 1995-м, черный ангел смерти коснулся меня своим крылом, и я с тех пор кое-что знаю об этом.

– …Не может быть! – всплескивала руками мама. – Нет, вы только послушайте!

Это восклицание обращалось отнюдь не к заезженной пластинке с идиотской надписью «Вокально-инструментальный ансамбль», которая только что остановила свое кружение на резиновом диске проигрывателя.

Мама имела в виду меня, а ее слова были обращены к немногочисленным гостям, восседающим за праздничным столом. К тому времени уже было покончено с десертом и все присутствующие были настолько благодушны, что уделили толику своего внимания маленькой девочке, ковырявшей носком тапочки край ковра.

Я немного волновалась, хотя и знала, что память меня не подведет.

Впрочем, называть «это» памятью было несколько неверно. Скорее это было нечто непонятное, но безотказное, вроде невидимого магнитофона в голове, с которого я «считывала» слова.

Я исполнила гостям «Let it be» и еще несколько битловских песен с этой самой безымянной пластинки, по неведомым мне до сих пор причинам скрывавшей название знаменитого квартета.

Гости дружно нахваливали «способную к языкам девочку», и только тетя Аня – соседка из квартиры напротив, скептически скривила губы.

– Хм, подумаешь! – произнесла она, нервно передернув плечами. – Если по сто раз слушать одно и то же, немудрено запомнить.