С реки тянуло сыростью и тиной.

Северину на руку уселся очередной комар-кровосос. Какой-то особенно крупный экземпляр. Даже вонючая мазь его не отпугнула.

Северин с силой шлепнул себя по руке. Посмотрел в сторону тающего заката. Там, над верхушками хвойного леса, уродливым грибом выступала Тенабирова Башня.

Это было архаическое сооружение, живая память о смутной и кровавой эпохе, когда Магия только утверждалась в этом мире. Память о тех хаосе и розни, что, по словам Гирбилина, царили в те годы. В те годы его самого не было еще и в проекте, хотя, как знал теперь Северин, возраст его провожатого и наставника, по человеческим, по «земным» меркам, был куда больше, чем просто «почтенный».

Закат окрасил алой краской замшелые камни Башни. Ничего особенно жуткого, если присмотреться, в ней не было. Замшелые руины посреди леса.

Северин посмотрел на своих спутников.

Мужчины, что называется, видавшие виды, опытные, плоть от плоти этого чужого и страшного мира, они прекратили свои серьезные разговоры и занялись, наконец, рыбалкой. Сыпали прикормку. Забрасывали сеть. Споря друг с другом за первенство над добычей, тягали из реки прищелкивающих клешнями лофкритов. Разновидность местной фауны, нечто среднее между крабом и омаром. Четырехглазое страшилище, облаченное в винно-красный панцирь. Один из побочных результатов все того же Магического Пришествия.

«Как они живут здесь? – подумал Северин. – Как вообще к этому можно привыкнуть?!»

Вот, к примеру, этот Найрис. Промышляет рыбалкой. С утра до вечера. Пропахшая потом рубаха, ноющая спина, дождь или жара, осенняя слякоть или зимнее ненастье. Все те же – сосны, Башня, река. Злобные лофкриты, которые так и норовят отхватить клешней полпальца. Пригоршня серебряных монеток в благодарность за труды.

Есть, как Северин успел узнать, и другие возможности устроить карьеру в Хмарьевске.

К примеру: знаком вопроса скрученная спина, набитая пылью глотка, въевшаяся в щеки сажа рудников. И все те опасности, что, по словам Гирбилина, таят в себе подземелья, – безымянные твари, приходящие с нижних уровней, ядовитые подземные грибы, которыми поколения горняков травятся от года к году, призраки погибших рудокопов, постоянное ощущение, что одного-двух ударов кирки хватит, чтоб пробить брешь в самую Преисподнюю.

И сразу вспомнились те шахтеры, которых Северину уже посчастливилось увидеть в Хмарьевске: вампирически-бледные лица, бескровные губы, серые скулы, многочисленные морщины, тусклые глаза. Чудом избежавшие завалов, потерявшие при подземных взрывах тройку-другую пальцев как минимум. Счастливчики с мертвыми глазами.

Гирбилин с Найрисом тем временем вытянули какого-то небывало крупного, прямо гигантского лофкрита. Как мальчишки, спорили, чья это заслуга.

«Может, на этом они успокоятся? – подумал Северин. – Может, теперь уже мы пойдем в рыбацкую хижину, что прилепилась на откосе? К пламени очага, в тепло и свет, подальше от всей этой комариной вакханалии и болотной сырости?»

Гирбилин с Найрисом, устав спорить, ударили по рукам. Найрис сказал что-то, на что его приятель ответил громким хохотом.

Северин даже представить себе не мог, что его проводник умеет смеяться.

Найрис скрылся в камышах. А Гирбилин помахал рукой, мол «присоединяйся».

Северин вынул изо рта травинку, поднялся. Идти ему никуда не хотелось. Хотелось побыть наедине с самим собой. Разобраться во всем.

Но что еще оставалось? Помалкивать да слушать. Осваиваться. И к чему бы все это ни привело… Жанна… она того стоит, ведь верно?

Сумерки сгущались.

В этом мире, на Альтерре, от сумерек не ждут ничего, кроме беды.