– Правду, друг мой, – Себастьян ткнул в договор. – Ну и гробы…

– Князь, вы…

– Да, дорогая Катарина, я все еще намерен прикупить гробов…

– Для друзей, да, – хмыкнула Катарина.

– И для родственников… полагаю, жена моего брата оценит, она на редкость деловая женщина, а ваши гробы давно уж снискали себе славу… но вы не отвлекайтесь, господин Понятковский… так кто и когда вам предлагал… сомнительное предприятие?

И Понятковский вздохнул.

В конце концов столько времени прошло. И сомнительно, чтобы тот человек еще был в городе… и вообще, он честный гражданин…


– Пять лет тому… да, – лысоватый господин в строгом костюме, который сидел почти хорошо, раскрыл вечный календарь. Слегка нахмурился. Ущипнул себя за густую бровь и кивнул, соглашаясь с какими-то своими мыслями. – Мне два дня как лицензию выдали. Долго рассматривали. Признаться, и не надеялся…

Он почесал вторую бровь.

И обе эти брови, густые, сросшиеся над переносицей, растрепались, отчего в благообразном облике господина, в целом соответствовавшем месту его службы, появилась некая несуразно диковатая нота.

– Пришел утром. Вот как вы, – это прозвучало почти обвинением. – Запер дверь. Сказал, что у него ко мне предложение, что…

Он дернул узел шейного платка.

– Поймите, я не желал связываться ни с чем… подобным. Я понимаю, что многие промышляют… я… – он запнулся и с какой-то излишней явно поспешностью добавил.

– Мы вас не обвиняем, – Себастьян толкнул злотень, который покатился по конторке, чтобы попасть в дрожащие, но цепкие пальцы Понятковского. – Мы ни в чем вас не обвиняем. И даже не будем привлекать как свидетеля…

Катарина нахмурилась. Похоже, идея не привлекать Понятковского не нашла отклика в ее очерствевшем сердце. А зря. Свидетель из него аховый, видно, что боязлив до невозможности и ныне им один страх движет, а попроси под протокол свой рассказец записать, и мигом иной проявится.

Понятковский испустил тяжкий вздох и, спрятав монетку в нагрудном кармане, погладил его.

– Он говорил… говорил, что бояться не стоит, что у него есть знакомые… и грузы будут идти… туда и обратно… мне всего-то надо будет документы оформлять.

– Что за грузы? – уточнила Катарина.

Ишь, подобралась.

А главное, что с утра какая-то не такая, как намедни. Злая? Раздраженная? И еще, пожалуй, растерянная, пусть и всячески пытается это скрыть. Интересно…

Себастьян исподволь разглядывал напарницу, находя новые и новые признаки ее недовольства.

Уголки губ опущены. И левый нервно подрагивает, будто Катарина изо всех сил сдерживает истерический смех. Под глазами тени. Волосы… волосы зачесаны гладко. Слишком уж гладко. А вот воротничок платья измят.

И пальцы то и дело касаются этого несчастного воротничка.

Щиплют.

Крутят.

Любопытно… что вчера случилось? Спросить напрямую? Не расскажет… и личное это? Или же дела касается?

– Да разве ж мне сказал он? Нет… я сразу заявил, что не стану связываться… ни за какие деньги не стану. Голова дороже, – немного нервозно произнес Понятковский. – Я думал… боялся… что он станет уговаривать… угрожать… а он… он лишь визитную карточку оставил…

– Какую?

Себастьян подобрался.

– Не свою… купца познаньского, который… сказал, что мы с ним найдем общий язык… и что я могу лично убедиться, что… – Понятковский рванул узел. – Я эту карточку сжег.

– Плохо, – сказала Катарина.

И Себастьян был с нею согласен.

– Очень плохо…

– Но… – Понятковский облизнул губы. – Я запомнил фамилию и… и мне случалось встречать этого человека… он… он пытался пристроить свой товар сюда. Явился неделей после…

Интересно.

Совсем интересно.

– И что за товар? – Себастьян уже знал ответ. Более того, пожалуй, он мог бы и имя назвать, не сразу, но… не так уж много купцов торгует с Хольмом. А грузы оформлялись официально, и потому достаточно лишь поднять бумаги.