«Спасибо, Голос, – подумал я, – кто бы ты ни был и где бы ты ни был сейчас – спасибо».
«Ты не один», – отозвался Голос.
Да, да, знаю, это просто была единственная строчка в песне, которую я понимал. И даже просто удачным совпадением могло считаться только то, что я услышал её сразу, как поблагодарил Голос. Но тем не менее.
Домашки задали мало, ведь мы почти дожили до каникул. Так что остаток вечера я провёл за книжкой. Это пока было всё, что я мог сделать, чтобы помириться с Эгле. Может, когда una corda перестанет ставить палки в колёса моим попыткам думать, я даже вычислю тех скотин и сочиню страшную месть.
«Размечтался», – явственно послышалось мне. Нет, точно послышалось, подумал я, песня-то на кэлинге. Хотя было бы забавно, я почти улыбнулся.
На всякий случай я воткнул наушники в уши. Всё-таки, слушать их руками – это немного странно.
***
Поскольку мои ботинки исчерпали запас сюрпризов, сегодня я появился в школе гораздо раньше. Сидел и буквально ногти грыз. Нормально ли будет заговорить с Эгле как ни в чём не бывало? Что делать, если она меня пошлёт подальше? Уйти подальше? Или продолжить говорить? Вернуть книжку сразу? Сначала поздороваться? Использовать книжку как тему для начала разговора или оставить как запасной вариант?
Почему всё так сложно-то!
Пока я терзался, Эгле вошла в класс. Не взглянув на меня, села на своё место. Я заметил, что сумка у неё та же, но лямка уже аккуратно пристрочена.
Интересно, какое объяснение получила сеньора Элинор.
Она доставала из сумки тетради, ручки, учебник, а я стоял у неё за спиной, не решаясь заговорить.
– Привет. – Эгле, не дожидаясь, пока я соберусь с мыслями, подняла голову и посмотрела на меня.
– Привет, – сказал я. – Вот, книжку тебе принёс. Дочитал. Спасибо.
Эгле бросила на меня испытующий взгляд, как будто ждала ещё какого-то комментария. Я молчал, потому что ждал вопроса "и как тебе?". Но Эгле отвела глаза:
– Понятно. Не за что.
Спрятав книжку в сумку, она принялась перекладывать с места на место ручку и карандаш. Я нерешительно потоптался рядом. И вдруг неожиданно для самого себя ляпнул:
– Ты когда-нибудь слушала музыку руками?
Вскинув голову, Эгле удивлённо подняла брови.
– Я тоже нет, – торопливо продолжил я, пока она не передумала со мной говорить, – просто вчера схватил наушники, хотел надеть, а плеер, оказывается, был включен, я и услышал, что музыка играет. Вот.
– Ну, – сказала Эгле, – по-моему, эти штуки так и устроены, нет? Мой плеер всегда включается сам, когда я надеваю наушники. Правда, руками я их не слушала. Это как-то… странно.
– Я просто не успел их надеть, – проворчал я. – Совсем вымотался, пока домой дошёл. Думал, прямо там и сдохну, уже почти двигаться не мог.
Ой. Зря я это сказал. Эгле резко изменилась в лице.
– Чистые квинты… – тихо сказала она. – Сим, прости, пожалуйста.
Вид у неё был самый что ни на есть несчастный.
– Я же слышала, что ты на пределе. – Она приложила обе ладони ко лбу, что означало крайнюю степень замешательства. – Но я не знала, что ты забыл плеер, правда!
Когда всё успело стать ещё сложнее? Теперь уже Эгле не знает, куда деться от чувства вины.
– Не парься, – нерешительно сказал я. – Я сам виноват. Тоже наговорил тебе всякого…
– Но ты хотя бы пытался помочь, – пробурчала Эгле.
Я кашлянул. И храбро возразил:
– Ничего я не пытался. Помочь – это узнать, кто над тобой издевается, и морду ему набить.
– Много чести, – поморщилась Эгле. – Связываться ещё…
Невыносимую из-за взаимной неловкости сцену примирения милосердно прервал звонок.
Ну вот, подумал я, садясь на место, теперь Эгле знает, что я правда могу помереть, если она будет на меня злиться. Зато, кажется, мы снова разговариваем. Проблему подонков из старших классов это не решает, но хотя бы не усложняет.