– Ты должна отдохнуть, – сказал я медленно и отчетливо, чтобы до нее дошел смысл моих слов. – Я проведу тебя в безопасное место. Тебе нужно выспаться, умыться, что-нибудь съесть… Те люди… они могут вернуться…

– Да-да-да. – Она снова вжалась в меня всем телом. – Не следует убивать! Мне не следует убивать!

И именно тогда, услышав эти слова, я почувствовал, как ледяная волна бежит у меня от затылка до копчика. Эта женщина не просила, чтобы не убивали ее! Она убеждала сама себя, что не должна обижать ни одно живое существо. Двадцать вооруженных мужчин… Да-да, милые мои, я был уверен – как это ни забавно, – что она и вправду могла с ними справиться без особого усилия.

В несчастный сей городок, где мне выпало счастье иль несчастье встретить девушку с вытатуированным знаком змия и голубицы, я попал не случайно. Здесь обитал мой старый приятель, с которым у меня были кое-какие счеты. И пусть не прозвучит так, будто я приехал сюда убить или наказать этого человека. О нет, я хотел всего лишь напомнить ему о долге, который тот не уплатил, покидая меня без предупреждения и объяснений. А поскольку я имею честь – или, если хотите, слабость – быть человеком скрупулезным, то решил отыскать своего знакомца и напомнить о старых долгах. Я не был столь наивен, чтобы полагать, будто он примет меня с распростертыми объятиями, и тем не менее думал, что он сделает все, дабы утишить мой гнев. Скажу, кстати, что я не ощущал никакой злости или тем паче ярости – всего лишь смущение от того, что я так легко догадался, где его искать. Что означало одно: некогда я ошибочно оценил его как человека опытного и знающего жизнь.

Я глянул на небо и увидел, как в темных тучах гаснут последние лучи заходящего солнца. Надеялся, что ватага под предводительством Гаспара Морды уже нашла себе в ближайшей корчме иной объект внимания – например, кружку пива, жбан водки или сисястую девку. Наверняка всем будет лучше, если они не встретятся на нашем пути, ибо удивительные моральные принципы вампирицы могли рухнуть под напором гнева или отчаяния. Я же наверняка не был человеком, который захотел бы ее сдерживать. И это не принимая во внимание, что с тем же успехом я мог пытаться сдержать лавину или пожар.

– Как тебя зовут? – спросил я ее. – Меня – Мордимер Маддердин.

Она смотрела на меня, и казалось, что по мере того, как густеет мрак, глаза ее становятся все больше и блестят все сильнее.

– Морди-мер Мад… – она заколебалась.

– Маддердин, – повторил я.

– Маддердин, – повторила она, с явным акцентом. – Красиво, Мордимер, красиво, – всплеснула ладонями и рассмеялась, я же снова увидел ее острые, словно иглы, сверкающие белые клыки.

– А ты? Как мне обращаться к тебе?

– Я? – спросила она несколько беспомощно, и я видел, что пытается вспомнить свое имя. Пожала плечами: – Не знаю, Мордимер… – снова улыбнулась, словно повторять мое имя было ей невыносимо приятно.

– Ну что ж, оставим это на потом, – сказал я ласково. – Хочешь ли пойти со мной?

– Да! – почти крикнула она. – Пойти с тобой! Только с тобой! Ты знаешь! Все мне расскажешь, правда, Мордимер? Научишь меня, правда? Правда?

– Правда, – ответил я, сглотнув. Подумал, не окажется ли она разочарована тем фактом, что я и сам ищу ответы и до сих пор мало что могу ей рассказать.

И трудно было не задуматься о том, какую форму могло обрести ее разочарование…

Мой конь был животным спокойным и вышколенным. В конце концов, он был родом из конюшен хезского Инквизиториума, а там скакунов учить умеют. Прежде всего они должны оставаться спокойными. Ибо инквизитор, который пытается совладать с брыкающимся скакуном, что испугался громкого крика или перебегающего дорогу зайца, стал бы зрелищем одновременно смешным и достойным сожаления. Мы же, инквизиторы, не из тех, кто любит, когда общество над ними потешается.