Поднявший в этот момент взор от станка к Василию его сосед ужаснулся: напарника явно било в конвульсиях! «На провод оголенный рука попала, экак его загнуло и колбасит! И рука не отлипает никак!» – растерялся на долю секунды тот. В голове пронеслись слушанные в школе наставления о том, что попавшего под ток надо как можно скорее отделить от источника тока какой-то деревяшкой. Он моментально схватил обрезок лежащей рядом толстой доски и, размахнувшись, хлопнул товарища так, чтобы уж точно отлепить его от проводов. У отлетевшего на пару метров Василия перехватило дыхание от боли в сломанной руке. Но когда он увидел склонившегося перед ним соседа с таким довольным видом, словно ему полагается сейчас в награду целый ящик спиртного, Василий истошно закричал так, чтобы услышал кто-нибудь на улице: «Убивают! Спасите!»

– Во чего в мире делается, а я сплю до обеда! – устыдился Игорь, не подумавший о какой-либо связи между всеми этими событиями и собой. Взяв со стола крашеное яичко, он вышел в сад у бабкиного домика. В саду на яблонях бились из почек нежные листочки, пахло прелым и чем-то тревожным-манящим, словно в мрачном переулке ты вдруг уловил тающий запах духов прошедшей здесь перед тобой красавицы – она где-то впереди и ты вот-вот догонишь ее и заглянешь в лицо. Весна!

– Привет, Игорь! – сбоку за калиткой знакомый Игоря катил по тротуару инвалидную коляску, в которой вез свою сестру.

– Привет! Привет, Ольга! Что это с тобой?

– Что-что… На круглых ногах теперь хожу. В начале зимы еще поскользнулась, с мостика упала вниз прямо на спину вниз на камни. Лечили, да не вылечили, – Ольга улыбнулась, словно говорила о чем-то легко прошедшем и ничуть на ее жизни не отразившемся.

У Ольги симпатичная улыбка, да и взгляд ничего – отметил Игорь. «Наверное, – подумал он, – в каждой женщине Бог заложил любовь потенциальную, которую она проявить сможет. И когда мы смотрим на женщину, девушку, нам, мужчинам, кажется симпатичным как раз то, что в ней от Бога заложено хорошего, женского, тот потенциал, который может раскрыться в семейной жизни, – это ж на лице у нее написано. Увидеть только надо. У каждой – своя любовь заложена, свой потенциал, так ведь и мы разные, смотрим, выбираем, кому какая любовь надобна. Порой и не то разглядим. Как вот увидишь враз, что в этой как раз то заложено, что тебе надо? Порой и дуры бывают, которые все, что в них заложено хорошего, сами загубят. В тебе вот, Ольга, Бог много чего заложил, а возможность реализовать все это взял да отнял. А может, он тебя на что другое готовит? Да что это я о Боге, как будто верующим стал?»

Разговорившись с Ольгой и ее братом, Игорь вышел к ним из калитки.

– А надежда на выздоровление какая?

– Небольшая, может как-то со временем… Операция была, и говорили, прошла удачно, а результата пока нет. Ждем, в общем.

– Ну, это не так плохо. Да, вот лекарство, – протянул он яйцо. – Съешь его и утром проснешься и почувствуешь, что можешь пошевелить пальцами. Потом начнет покалывать ноги, потом заболят мышцы, потом встанешь с костылями, потом станешь сгибать свои конечности, ну ножки то есть.… Завтра…

Игорь говорил так, словно какая-то уверенность в правоте своих слов подталкивала его. Ольга улыбнулась своей детской улыбкой, кивнула. «И главное – улыбка, – подумал Игорь. – Она словно кисточка, которая стирает пыль на старой картине – и сразу видно, ценный ли это холст…»

Через минуту они отправились с братом дальше. «Странно, что я так говорю, – опять подумал Игорь, – хотел просто подбодрить, а сказал как-то не так». Вдруг ему показалось, что он знает и об Ольге, и о ее брате больше, чем стало ему известно из этого разговора. Он почему-то знает, например, как неделю назад Ольга полночи тихонько плакала и воображала, какой была бы ее близость с мужчиной при бесчувственных теперь ногах…