Мое сердце сжимается.

Посомневавшись, Оливер все же шагает вперед, чтобы последовать за Гейбом по потрескавшейся каменной дорожке ко входу в дом. Продвигаясь вперед, он останавливается, чтобы еще раз оглядеться, – все еще неуверенный, все еще заметно колеблющийся. Его взгляд скользит вправо, затем влево, и прежде чем он переводит глаза обратно на дом, они останавливаются на мне.

У меня перехватывает дыхание, моя рука так сильно сжимает занавеску, что я чуть не срываю ее с карниза. Оливер слегка прищуривается, пытаясь понять или разгадать меня… Как будто он пытается вписать меня в свой сложный разум, как недостающий кусочек пазла.

Мы в нескольких метрах друг от друга, разделены оконным стеклом и двадцатью двумя долгими годами, но я чувствую что-то странное между нами. Напряжение. Трепет непредсказуемых воспоминаний и новых возможностей. Я хочу знать, о чем он думает, когда смотрит на меня и изучает пытливым взглядом, крепко сжав зубы. Я сбита с толку, потому что не знаю, что, черт возьми, делать или как разорвать эту связь. Поэтому я слабо улыбаюсь и неловко машу рукой.

Ужасно.

Оливер моргает и прерывает наш контакт. В это время Гейб тоже поворачивается ко мне лицом. Он улыбается грустной, неуверенной улыбкой, а затем уводит Оливера подальше от меня, тем самым пресекая наши переглядывания.

Я выдыхаю застрявший в моих легких воздух и ослабляю хватку на занавеске, наблюдая, как двое мужчин идут к входной двери, за которой чуть позже исчезают.

Помнит ли он меня? Я все еще не знаю.

Полиция и детективы пытаются собрать воедино детали исчезновения Оливера. Он дал мало информации… На самом деле он вообще почти не разговаривал.

Гейб навещал Оливера несколько раз после того, как его перевели в стационарное психиатрическое отделение для наблюдения, но его бред в основном состоял из «лотоса», «Брэдфорда» и «конца света». Ничего ясного. Ничего связного. Если власти и вытянули из него что-то еще, нам это пока неизвестно. Я не имею представления о его прошлой жизни… Не знаю, с какими ужасами ему пришлось столкнуться или какие препятствия пришлось преодолеть. Я не знаю, избивали ли его, или он был прикован цепью в подвале какого-нибудь сумасшедшего. Или же, не дай бог, он подвергался сексуальному насилию.

Мой желудок скручивает от этой мысли, и я отступаю от окна, тяжело вздыхая.

Лотос.

Интересно, что это слово значит для него? Я хочу узнать его значение.

Оливер назвал меня «Королевой Лотоса» во время нашего короткого воссоединения, и с тех пор этот титул преследует меня.

Я подхожу к дивану в гостиной, тянусь за своим дневником, лежащим на кофейном столике. Листая линованную бумагу, я открываю блокнот на самой последней странице с каракулями и вникаю в слова:

Лотос является символом возрождения в самых разных культурах, равно как в восточных религиях. У него есть качества, которые идеально соотносятся с состоянием человека: цветок лотоса великолепен, даже если его корни находятся в самой грязной воде.

Это я обнаружила, когда исследовала значение этого слова. Когда я прочитала их в первый раз, у меня перехватило дыхание. Я тут же переписала строчки и неделями размышляла над их смыслом. Почему этот цветок так важен для Оливера?

Почему он ассоциирует его со мной?

Я кладу ноги на кофейный столик, скрещивая их, затем бросаю блокнот рядом с собой на подушку. Мой взгляд скользит к портрету на холсте, прислоненному к дальней стене.

Знакомые глаза смотрят на меня в ответ.

Глаза, которые до жути точны и в то же время никак не могут передать истинную глубину и тайну реальности.

Моя картина с Оливером Линчем все еще покрыта пятнами кофе, и я бы все отдала, чтобы исправить это.