Поскольку Фах был мусульманином, хозяин считал, что это безопасно, а это было важно: вино было ключом в портал капризов и прихотей.

Фах кормил всех родственников в раскаленном азиатском городке, и деньги, густо залитые «потом и слезами», были ему нужны до зарезу. Каждые полчаса Барин звонил по скайпу проверить, что именно работник сделал в имении.

– Как дела, Фахриддин? – спрашивали проезжающие мимо усадьбы соседи.

– Нормально, – отзывался Фах.

– Отделяешь горох от фасоли? – интересовались соседи из окна джипа.

Фахриддин лишь очаровательно улыбался, безмолвно опираясь на генеральное орудие производства – лопату.

Хозяин же истомно бродил по дому с бутылкой вина, которая, как волшебный кувшинчик в сказках братьев Гримм, не заканчивалась никогда. Однажды доктора приватно сообщили Барину, что пора завязывать с крепкими напитками. Ему было рекомендовано пить только бокал вина в день. Поскольку Барин сам устанавливал все ГОСТы, бокал в его жизни принял вид дегустационного, размером с доброе ведро. Бокал устраивал Барина по всем координатам и параметрам. Старый морской хищник старался никогда не расставаться с двумя дорогими вещами: с этим «бокалом» и с бедолагой Фахриддином. Вино приятно согревало внутренние органы, включая и без того горячую голову, Фахриддин же был в имении не просто разнорабочим. Он был поваром, сантехником, медбратом, официантом и «элитной гувернанткой со знанием иностранного языка». Даже годовалый внук Барина понимал ситуацию. Первым словом в жизни беспристрастного малыша было имя того, кто менял ему памперсы – «Фахиди».

В период задушевной дружбы с Филей Барин приглашал соседа на банные банкеты. Вечер они проводили по строго неизменному плану. Среди опустевших бутылок Барин вдруг вздрагивал и душераздирающе орал: «Фахридди-и-и-ин!».

Удивленный Филя каждый раз поднимал мутный взгляд и произносил единственную фразу: «На хрен он тебе нужен?».

Фах обязан был встать как лист перед травой. Этот разговорный пинг-понг проходил за вечер несколько циклов и заканчивался полным изнеможением всех сторон. Через пару лет Фах так устал от Барина, что принял решение сдаться властям. Депортацию, которой он радовался до слез, бедный Фахриддин воспринял как медаль за доблестный труд!

Вечером пришедший на банную тусу Филя между прочим спросил таджика: «Ну что, Фах? Кирдык бледнолицым?».

Услышав эти слова, Барин поднял упитанный кулак.

– Трепещите, демоны! Процесс экзорцизма начался!» – уверенно пообещал он.

И обещание исполнил, напоследок вдоволь напившись таджикской крови. Он заставил Фаха играть роль «черного копателя» в авантюрной игре, которая поставила жирную точку на каких-либо интеллектуальных устремлениях и латентно обозначила новую психологическую жертву. Звали жертву Кирилл, и она была единственным сыном Барина. Характер сына от отцовского отличался. Кирилл был порывист и ласков, как апрельский ветерок, и на первых порах стал добровольным соавтором папенькиной игры. Но папенька был строптив и непредсказуем, и однажды «капкан с грохотом захлопнулся».

Каждый выходной Барин, его сын Кирилл и Афганыч выстраивались «свиньей» и прочесывали местные кущи в поисках клада. Они брели с металлоискателем по лесу и чутко прислушивались к малейшему шороху. За ними с лопатой наготове крался на цыпочках Фахриддин. Как только раздавалось заветное «дзинь», Фах бросался на обозначенную точку и яростно копал.

Клад был настолько мизерабельным, что в полную силу утеха никак не удавалась. Барин начал подозревать в провале конечное звено забавы – Фаха. Он пристально приглядывался к компании в поисках «импортозамещения».