– Э-э-э… – Во мне начала расти паника. – Но я же ничего…
– Ты оторвал мне хвост. И дал кусочек себя.
– Я ничего не давал!
– Ты очень нерешительный. Я вырвал пучок твоих волос ночью. Этого достаточно. Ты издалека, это очень хорошо для генпула. У нас будет красивое и здоровое потомство.
Кажется, я забыл дышать, а Неяша продолжала спокойно:
– Теперь улетай и никогда не возвращайся.
– Почему? – вырвалось у меня, хотя больше всего я хотел незамедлительно сделать именно это.
– Наши дети растут быстро, уже через несколько дней они сожрут меня.
– Ты умрёшь?
Час от часу не легче.
– Конечно. А отцам не полагается видеть своих детей. Напугаешь их до смерти. Лишишь потомства.
– Но я готов нести ответственность… – пролепетал я, не совсем понимая за что.
– Нет. Иначе ты отгрызёшь им хвост.
– Как тебе?
– Отгрызенный – не оторванный! – отрезала Неяша.
– Но я не собираюсь…
– Отцовство меняет характер, – перебила Неяша тоном, не допускающим возражения. Потом порывисто обняла меня и скрылась в лесу.
В посёлке явно ожидали чего-то подобного, потому что встретили меня смешками и подмигиваниями. Успокаивали, что я не первый попался, но всё в порядке – просто аборигены чудаки ещё те.
Просьбу Неяши я выполнил: улетел и не возвращался. Но иногда думал о том, что на далёком Глюциусе Максимусе живут мои хвостатые детёныши. Странное чувство, как и всё, связанное с Неяшей. Верно, мы разные.
А хвост её я действительно сохранил, сам не знаю почему. Может, потому, что мне жалко чудаковатую, сожранную нашим потомством инопланетянку.
Кстати, из рассказов знакомых семейных я сделал вывод, что человеческие детки тоже далеко не ангелы и сводят родителей в гроб куда более медленными и изощрёнными средствами, по сравнению с которыми пожирание – гуманизм чистой воды. И да, слушая про то, как очередной отпрыск разбил отцовский планер или как некая девица четырнадцати лет сделала родителей бабушкой и дедушкой гибрида-мутанта, думаю, что таким не то что хвост, а голову отгрыз бы…
В общем, когда заходит разговор о детях, я стараюсь быстро сменить тему.
Видеть незримое
Профессор межгалактического института культуры и искусств дочитал последний реферат и устало прикрыл три из пяти глаз.
Был у него один эксцентричный друг, коллекционировавший методы пыток всех времён и рас. Мрачное хобби. Однако можно подкинуть в его собрание проверку домашних заданий студентов первого курса: нагромождение неуклюжих предложений без следов логики и структуры, зачастую, увы, полностью лишённое смысла. Однако, жаловаться бессмысленно, приходится работать с тем, что есть. Печально, но факт, его предмет считался скучным и ненужным, молодёжь рвалась в информатику, технику, на худой конец, в юриспруденцию. Даже транспортные и военные профессии обладали большим престижем. Изучением прекрасного занимались в основном те, кто больше никуда не попал и редкие энтузиасты.
Компьютер издал мелодичный сигнал, напоминая о начале лекции, оторвав профессора от печальных размышлений. Со вздохом, достойным истинного мученика, он пробежал глазами список студентов. Дюжина из двухсот была онлайн, остальные в лучшем случае ознакомятся с содержанием по записи. Привычная картина, значит снова вместо оживлённой дискуссии и заинтересованных вопросов будет его монолог. «Старею, вот и брюзжу…» мотнул профессор головой и начал:
– Приветствую вас. Для начала прокомментирую ваши домашние работы. Создалось впечатление, что практически никто не понял сути задания. Следовало проанализировать и интерпретировать картину. Настоятельно рекомендую вам повторно ознакомиться с семнадцатой лекцией, в которой я подробно описал ключевые пункты разбора, применяемых в таких случаях. И никогда, запомните, никогда не может одно предложение быть рефератом! Цитирую: «Точь-в-точь вид из моего окна!» Берк, узнаёте свой перл? Ожидаю от вас в течении недели полноценный анализ.