– И тем не менее, – настаивал Чурдомыжский. – Можете спросить кого угодно – вы выглядите с каждым днём всё живописнее. Не так ли, господин полковник?

Мужчина в форме выпрямился, прокашлялся и произнёс низко, отрывисто:

– Да-с, весьма производит диспозицию.

– Ну, внешнее впечатление может много от чего зависеть, – согласилась Елена. – Звёзды ведь тоже оказывают своё влияние. На моей натальной карте напротив Венеры стоит чернильное пятно. Я думаю, именно поэтому я так переменчива в смысле романтическом…

Чурдомыжский к этому времени уже не слушал её. Он игриво помахал рукой парочке у маленького столика:

– Добрый вечер, Регина Анатольевна. А вы всё пишете?

Регина Анатольевна приветственно подняла испачканную чернилами руку и кивнула в ответ.

– Ну, конечно же, пишет! – с жаром заметила Валентина Алексеевна. – Она же стенографист.

– И вы, Володя, здравствуйте, – добавил Чурдомыжский, одарив молодого человека сладчайшей улыбкой.

Володя пробормотал нечто еле разборчивое, но очевидно недружелюбное, и покраснел.

Чурдомыжский уселся в одно из кресел и протянул ноги вперёд.

– До чего же это замечательное ощущение, – произнёс он. – После кромешного ледяного ада оказаться в тепле, да ещё в приятной компании. Благодарю, дружочек.

Последнее относилось к Ефиму, который поднёс Чурдомыжскому чай.

– Скорей бы уж, – сказал Володя Регине Анатольевне. – Сегодня у нас обязательно должно получиться нечто необычайное. Сегодня очередь Анатолия Сигизмундовича начинать.

– Володя, – осторожно возразила Регина Анатольевна, – вы ведь столько раз уже пытались…

– Да, согласен, – сказал Володя, наклонившись вперёд и нахмурив лоб. – Но сегодня сам Анатолий Сигизмундович…

Заметив на лице Регины Анатольевны оттенок недоверия, он снова покраснел и добавил:

– Неужели же вы думаете, что мы, семь интеллигентных неглупых людей, не в состоянии создать гениальное произведение искусства?

Регина Анатольевна загадочно улыбнулась, но бог знает, что она хотела сказать этой улыбкой.

Стукнула входная дверь, и в гостиную ввалился мужчина лет тридцати в расстёгнутом сюртуке и совершенно без галстука.

– Всем здрасьте, – сказал он и, пошатываясь, направился к столу.

У Валентина Алексеевны вытянулось лицо.

– Сергей Александрович! – воскликнула она. – Как же можно? Вы ужасно пьяны!

Хорошев с непонятной целью попытался протиснуться между Еленой и столом, но споткнулся и чуть не упал.

– Э, нет, – сказал он, оставив это занятие. – Обижаете. Я не пьян. Я только немного выпимши.

Сменив направление, он добрался-таки до кресла по левую руку от Чурдомыжского и плюхнулся на него, развалившись.

– Господин Хорошев! – поддержал Валентину Алексеевну Чурдомыжский. – Ce manqué de respect! От вас пахнет, как, простите, из дрянного трактира.

– Да кто же вас заставляет нюхать? – удивился Хорошев. – Я просто позволил себе немного расслабиться, что же в этом такого?

– О Боже! – воскликнула Валентина Алексеевна, сморщив нос. – Вы бы хоть ширинку свою застегнули!

– Я бы рад, – развёл руками Хорошев, – да, понимаете ли, все пуговицы отлетели по неосторожности. Приношу свои извинения за этот казус…

– Возьмите вот, прикройтесь, – Елена протянула Хорошеву маленькую подушечку. – Господа, будьте же благосклонны. У каждого ведь бывают дни, когда звёзды выстраиваются не лучшим образом.

– Вот именно, – поддакнул Хорошев и засунул подушечку себе под голову. – Не волнуйтесь. Я вполне способен… участвовать в вашем действе. И вести себя буду тихо. К тому же, как мне кажется, я даже не опоздал.

– Как же! – возмутилась Валентина Алексеевна. – Да ведь уже… Позвольте, господа, а где же, собственно, Анатолий Сигизмундович?