К счастью часовня находилась на территории поместья, им вместе с гостями не пришлось ехать в город для венчания. Теперь же все спешили через сад в дом, чтобы угоститься праздничным ужином.

Роберт шел вперед широкими шагами. Он держал Лорейн за руку, но она не ощущала этого прикосновения. Его рука не была горячей или даже вспотевшей, а словно бы неощутимой и невесомой. Лорейн хотела что-нибудь сказать, чтобы разрушить стену молчания между ними, но не находила слов. Она лишь старалась не отстать от его шага. После пережитого волнения и длинного путешествия она страшно устала и хотела просто, чтобы этот день поскорее закончился.

Едва молодые ступили в холл, гости стали поздравлять их и дарить подарки. Незнакомые имена смешались в голове у Лорейн, ей оставалось лишь улыбаться и благодарить. Роберт делал то же самое, иногда в какой-то преувеличенной насмешливой манере, отчего ей становилось не по себе.

Наконец, все прошли в большой зал, пышно украшенный цветами, где были накрыты к ужину длинные столы. Только усевшись вместе с Робертом во главе одного из них, Лорейн поняла, насколько проголодалась. Но не успела она взяться за вилку, как Павел Алексеевич поднял бокал и громко сказал:

– Поздравляю дорогих Роберта и Ларису! Совет да любовь!

Он сделал глоток из бокала и вдруг нахмурился.

– А вино-то горькое! – заявил он с хитрым блеском в глазах. – Горько!

Гости тут же подхватили:

– Горько! Горько!

Лорейн ничего не понимала. Что случилось с вином? В растерянности она взглянула на мужа.

Роберт нахмурился и громко сказал, почему-то по-бранцузски:

– Не устраивай балаган, папа! Она ританка и не знает наших обычаев.

Гости притихли.

Ощутив ужасную неловкость от того, что Роберт говорит о ней в третьем лице, Лорейн закусила губу. Щеки против её воли залила краска. Очевидно, он думал, что она не знает бранцузского.

– Оставь это, Роберт! – отвечал по-тусски Павел Алексеевич, бросив взгляд на Лорейн. – Ты смущаешь милую Лору.

– Это я-то смущаю? – возмутился жених.

Неожиданно на ноги поднялся Эшли со своим бокалом.

– Какая любопытная тусская забава, – сказал он по-бранцузски, – проверять у гостей знание языков! Вы не находите, мадам Лорейн?

Покрасневшая невеста сказала, ни на кого не глядя:

– Нахожу, мсье Эшли. А ещё я не знала, что в Туссии свадьбу принято называть балаганом.

Она тут же прикусила язык, но дерзкие слова уже сорвались, выдав её обиду.

Павел Алексеевич чуть смутился, но ответил на тусском:

– Извините, бранцузский моего сына не очень хорош. Он хотел сказать «традиция», а не «балаган». По нашей традиции, если кто-то из гостей кричит «Горько!», жених и невеста должны поцеловаться.

Лорейн не то что целоваться, даже смотреть сейчас на Роберта не хотелось. Поэтому она обрадовалась, когда граф Эрдман добавил:

– Но я уже понял свою ошибку. Дадим молодым время освоиться в новой роли.

Гости принялись за еду и выпивку, а Лорейн смотрела в тарелку невидящим взглядом. Она думала, что Роберт извинится, но он ел и словно вовсе её не замечал.

Прием шел своим чередом. Гости пили за супругов Эрдман, все реже поглядывая в их сторону. Через некоторое время Роберт встал и направился за другой стол, где молодые люди, похоже его друзья, от души хохотали. Однако Павел Алексеевич перехватил его, и после короткой, но бурной, беседы Роберт вернулся к Лорейн. Её происходящее не радовало. Очевидно, что её муж был против этого брака. И она совершила огромную ошибку, приехав сюда.

Лорейн кусок в горло не лез, она хотела бы уйти. Единственное, что её удерживало в зале, – это предстоящая брачная ночь. Внутри все сжималось при мысли о ней.