От усталости и физического изнеможения все буквально валились с ног. Сил совсем не осталось, но благо они уже и не понадобились – рингоры не смогли бы разбить лагерь, даже если бы хотели, все нужные для этого вещи и материалы остались на судне. Которое, хвала только одному Магреду, если не затонет к утру полностью.

Впрочем, на последнее обстоятельство Викар возлагал большие надежды, несмотря ни на что, он считал, что дааркар останется на плаву, и как только наступит утро, его команда немедленно займётся починкой. О том, что могло быть, не случись этого, командир предпочитал не думать.

Мортен же о судне не думал. Все его мысли были заняты хрупким созданием, которое лежало рядом с ним и надрывисто тяжело дышало. Рингор опасался смотреть на девушку, боясь повторения того, что случилось перед тем, как дааркар налетел на риф. Хоть и с немалым желанием ему бы хотелось испытать те чувства снова.

– Спасибо.

Робкий, тонкий, словно пение соловья голос, в мгновение заставил все эмоции Мортена сначала подняться на самый высокий пик гор Андамар, а затем низринул их в тёмные глубины бесконечной ледяной бездны.

Обернувшись, он хотел было выругаться на черноволосую, но едва снова увидел её испуганное, но такое прекрасное лицо, слова застыли в его горле плотным жирным комом. С минуту посмотрев на неё, он глубоко выдохнул, стянул с себя вымокший насквозь плащ, и небрежно опустил его рядом с её ногами. Даже промокший, он всё равно был лучше, чем ничего, особенно учитывая поднявшийся ветер.

«Ветер – это хорошо», – подумал Мортен, – «он унесёт то, что осталось от этого шторма, и возможно выдует из моего разума ту муть, в плену которой он пребывал весь этот клятый день».

С этими мыслями рингор двинулся вдоль побережья. Он шёл, пока силы окончательно не покинули его, уложив измученное тяготами прошлого дня тело на мягкий шершавый песок.

Утро настигло Мортена сильной головной болью. Голова звенела и трещала так, словно по ней одновременно били несколько кузнецов. Сев на песок рингор ощутил, как сильно затекли его суставы, выгнувшись, он протяжно хрустнул всем телом и только после этого, вернув своему разуму, способность мыслить относительно ясно, прислушался к шуму, который сначала был тихим, но с каждой минутой нарастал всё сильней и сильней. Поднявшись, Мортен отряхнул с одежды песок, и машинально положив правую кисть на эфес меча, быстрым шагом двинулся к источнику усиливающегося гвалта.

– Их нужно немедленно убить, Викар! Ты посмотри, что сталось с нашим дааркаром. Он же на добрую половину своего корпуса ушёл под воду, мы не сможем починить его в скором времени!

– Если его починка вообще представляется возможной в наших обстоятельствах!

– На клинок этих проклятых магов!

Подойдя ближе к толпившимся подле своего командира рингорам, Мортен не особо церемонясь, принялся расталкивать их в стороны при этом гневно рыча:

– Это что ещё такое?! Вы решили устроить бунт? Никто не тронет пленных, без приказа!

Но доведённые до предела напряжения охотники на магов и не подумали схлынуть под натиском правой руки их командира, наоборот, его выпад лишь разъярил их свирепость.

– Не лезь, Мортен, – угрожающе выставив перед собой кулак, посоветовал ему, высокий и мощный, словно медведь, рингор, – не ты здесь командуешь.

Грозно улюлюкая, охочая до крови толпа поддержала своего негласного лидера, что лишь накалило обстановку и заставило Мортена вытащить меч из ножен. Покрытый древними рунами, способными сдерживать магию каждой из четырёх стихий, он звонко скрежетнул о край ножен и устремился прямо в горло наглеца.