– Три, – ответила Мартина, понимая, что сейчас на нее может обрушиться сокрушительный гнев Вилла.

– Когда родилась третья?

– В пятый день ноября, – сказала она и по его прищуренным глазам поняла, что он мгновенно сосчитал все сроки.

– И все эти годы ты молчала! – гневно сказал Вилл, оттолкнув Мартину от себя. – Почему?!

Она посмотрела на него так, что по ее взгляду он понял без всяких слов: она не хотела тревожить его. Вилл рассмеялся недобрым смехом, но его гнев на Мартину сразу остыл. До сих пор оберегать чей-то покой было его привычным занятием, и вдруг он обнаружил, что кто-то годами в молчании хранил его собственный покой, – и это была Мартина, которую он меньше всего мог заподозрить в подобной заботливости, – и именно о нем. Смягчившись, он попросил:

– Расскажи мне о ней. Какая она?

– Она… – и Мартина, вызвав в памяти облик младшей дочери, улыбнулась с гордостью и любовью. – Она очень добрая, веселая, никогда не плачет. Она – как солнышко, все освещает своей улыбкой. Большая умница: умеет читать, пишет, знает латынь, бегло говорит на французском. Уже сейчас она очень хорошенькая, а вырастет настоящей красавицей!

– Есть в кого! – усмехнулся Вилл, выразительно посмотрев на Мартину, но та рассмеялась и покачала головой, отрицая собственную заслугу в красоте младшей дочери.

– Она настолько твоя дочь, что в ней с первого взгляда видна кровь Рочестеров!

– И Реджинальд с Клэр, конечно, знают, что она – моя дочь. А Робин? – Вилл глянул на Мартину и, когда та виновато опустила голову, вздохнул: – Всех уговорила молчать! Ты не сказала мне, как назвала нашу дочь.

– Вильямина. В честь тебя, – тихо сказала Мартина, тут же обжегшись о янтарный блеск его глаз.

В наступившем молчании они долго сидели рядом плечом к плечу и пили вино, передавая кубок друг другу.

– Почему же ты отказала мне? – вздохнул Вилл. – Да еще и сбежала! Ты ведь уехала из Шервуда, зная, что беременна, и не сказала мне ни слова!

– Если бы сказала, ты настоял бы на том, чтобы мы обвенчались, – ответила Мартина. – Зная твою волю, я понимала, что не смогу противостоять тебе: ты бы и слушать меня не стал.

– Не пожалела после? – с иронией спросил Вилл.

Она ответила ему спокойным и уверенным взглядом:

– Ни одного дня. Ты ведь ни разу не вспомнил обо мне, ни разу не захотел меня увидеть. Это не упрек, Вилл. Просто я всегда знала, что постоянство – твоя главная добродетель. – Помедлив, она тихо сказала, глядя ему в глаза: – Ты говорил, что прошлое возвращается?

Он пристально посмотрел на нее, улыбнулся и вместо ответа спросил:

– Куда пойдем? К тебе или ко мне?

– Ко мне, – просто ответила она, – ты ведь делишь комнату с Дэнисом.

Он подал ей руку, помогая подняться, и, не разнимая рук, они пошли в комнату Мартины, ни от кого не таясь, хотя по пути им никто и не встретился. В легком молчании, словно были связаны многолетним супружеством, они разделись, легли в постель, и Вилл привлек Мартину к себе. Она хотела вновь попросить его не задумываться о последствиях ночи, которую им выпало провести вместе, но не осмелилась. Однако оказалось, что ее просьба была ненужной: он и не собирался быть осторожным.

– А если?.. – спросила она, глотая воздух опаленными губами, и он, улыбнувшись, шепнул ей в ответ:

– Ты же сама хочешь, чтобы было именно так. А если надумаешь снова рожать, не вздумай скрывать от меня!

– Не скрою, – с улыбкой прошептала Мартина, осыпая поцелуями лицо Вилла. – Ничего больше не стану утаивать от тебя!

Ей стало легко и радостно. Пылко отвечая каждому движению его тела, она льнула к нему, не в силах оторваться, и сожалела только об одном: почему она в первый же день его возвращения в Шервуд не пришла к нему, упустив столько времени, которое могла провести рядом с ним?