– Странно… Он убежден, что в него стреляли.

– Ничего странного. Я бы не удивился, если бы он считал себя репой. Или кроликом. Ты прекрасно знаешь, что он сумасшедший.

– Кларенс!

– Что «Кларенс»? Нет, что «Кларенс»?! Совершенно сумасшедший. Стоял он внизу в желтой пижаме? Швырял мне в окно вазоны? Во-от. Галлюцинация, моя дорогая. Больное воображение. Подстрелил! Это неслыханно! А теперь, – граф решительно встал, – пойду посмотрю, как там розы. Хотел почитать, подумать в тишине, но как? Ходят и ходят, туда-сюда, туда-сюда… То они выходят за Аберкромби, то их кто-то подстрелил, то я их подстрелил, и так далее. С таким же успехом можно читать на Пиккадилли. Ф-фу! – завершил свою речь несчастный лорд, подошедший достаточно близко к двери. – Ф-ф-фу! – И он исчез.

Однако его смятенный дух не обрел покоя. Если вы идете из библиотеки к выходу, вам приходится миновать зал. Слева от него расположена комната. А у этой комнаты стояла племянница лорда, Джейн.

– Эй! – крикнула она. – Дядя Кларенс!

Дяде было не до бесед. Джордж Аберкромби охотно побеседовал бы с этой девушкой, а может быть – и лорд Регет; но изможденному пэру была нужна тишина. Он жаждал одиночества. В тот день он видел столько женщин, что его напугала бы и Елена Прекрасная. Заприметив ее у комнатки, он только ускорил бы шаг.

Ускорил он его и теперь, бросив на ходу:

– Спешу, моя дорогая. Спешу.

– Какая чушь! – сказала Джейн, и лорд почувствовал в этих словах правду. Он резко остановился. Челюсть у него повисла, пенсне заплясало на шнурке, как листва под ветром.

– Меткий Томас, краса прерий, – прокомментировала Джейн, – бьет без промаха. Будьте добры, зайдите сюда. Хочу вам кое-что сказать.

Лорд покорно проследовал в комнатку и тщательно закрыл дверь.

– Ты… меня не видела? – выговорил он.

– Конечно, видела. Очень занимательное зрелище.

Просеменив к креслу, пэр опустился в него, остолбенело глядя на Джейн. Чикагский делец новой школы прекрасно понял бы его и даже пожалел. Жизнь этих дельцов отравляет смутная мысль о том, что методы их все же опасны. Начнешь спор с соперником при помощи пулемета, и как-то выходит, что кто-нибудь да пройдет мимо. Вот и крутись…

– Можно сказать, сидела в первом ряду, – продолжала племянница. – Поговорив с вами, я ушла плакать в заросли. Плачу, – и вижу вас в окне с этим самым ружьем. Взгляд хитрый, подлый просто. Только я собралась швырнуть в вас камень, как вы прицелились. Выстрел, вопль, Бакстер в крови… А я стою и думаю: что бы сказала тетя Констанс?

Граф издал низкий, клекочущий звук, словно та несчастная утка, с которой его сравнила сестра.

– Ты… ей не расскажешь?

– Почему бы не рассказать?

Граф содрогнулся.

– Не надо, моя дорогая. Ты же ее знаешь. Она меня замучает.

– Да?

– Ну конечно!

– Оч-чень хорошо. Вы это заслужили.

– Что ты говоришь!

– То. Посудите сами. Разрушили мне жизнь, как бобер какой-нибудь. Методично и прилежно.

– Я не хотел ее разрушать!

– Да-а? Тогда идите к столу и пишите Джорджу, насчет работы.

– Но…

– Что вы сказали?

– Я сказал: «Но».

– И хватит. К делу, дядя, к делу. Готовы? Хорошо. Итак, «Дорогой мистер Аберкромби…»

– Как это пишется?

– Говорю по буквам: астра, базилик, ежевика, роза, кувшинка, снова роза, омела, мимоза, снова базилик, ирис. Все вместе – «Аберкромби». Это фамилия человека, которого я люблю.

– Понял, – мрачно произнес граф.

– Тогда – к делу. «Дорогой мистер Аберкромби! В соответствии с нашей недавней беседой («соответствии» – два «о» подряд), рад сообщить, что предлагаю Вам место управляющего. Можете приступить к работе. Искренне Ваш Эмсворт». Эпос, мимоза, сирень…