– Лучше бы ей скорее убраться из Лонвилля. Нечего ей тут делать.
В следующую секунду Мила подняла глаза, случайно посмотрела в сторону этой парочки и нахмурилась, увидев их пристальные взгляды, направленные на нее. Билли и Саманта резко отвернулись, а потом Билли злорадно хихикнул:
– Неудобно получилось, правда?
– Что ты там нес про какого-то дядю?
– Займись каким-нибудь полезным делом вместо того, чтобы забивать свою глупую голову всякой чепухой. А с непрошенной гостьей я разберусь сам еще до захода солнца, поверь мне!
– Какое тебе до нее дело? Это ее право, куда ехать, кого навещать, да и вообще…
– Ты просто маленькая дурочка, – снова усмехнулся Билли и отправился прочь. – Через пару-тройку лет ты все узнаешь.
Саманта ничего не поняла из его последних слов. Она лишь показала язык ему вслед, а потом, обернувшись, увидела, что женщина запустила двигатель, и через несколько секунд ее машина скрылась в переулке. Все, что успела сделать Саманта, это поднять фотоаппарат и сделать еще пару снимков удаляющегося автомобиля.
3
Мила остановила машину напротив дядюшкиного дома на Оук-Роуд и с легкой печалью посмотрела на него. Двадцать лет, снова подумала она, с ума можно сойти, ее не было здесь целых двадцать лет. Она оглядела белый невысокий заборчик, лужайку между ним и домом, моментально вспомнив, как будучи маленькой девочкой спускалась по крылечку, держа маму за руку, а потом гордо шагала с ней по сонному мирному городку. Она вспомнила, как дядюшка доставал свежую почту из этого самого почтового ящика, торчащего на шесте у дороги, а потом возвращался в дом, садился в старое продавленное кресло и приступал к чтению новостей, таким образом поддерживая свою связь с внешним миром.
Как же давно она не была здесь. Кто бы мог подумать, что за этим маленьким заборчиком живет ее единственный оставшийся в живых родственник, нелюдимый и замкнутый дядюшка Томас, которого все-все-все – даже она и ее мама – считали чудаком. Вздохнув, Мила выбралась из машины и, потянув на себя низенькую калитку, окрашенную в один цвет с заборчиком, вошла во двор и направилась к крыльцу.
Стук в дверь не дал никаких результатов. Немного постояв на пороге, Мила отступила назад, посмотрела на окна и крикнула:
– Дядя! Дядюшка Томас, ты дома? Это я, Мила, твоя племянница. Ты меня помнишь?
Она снова прислушалась и во все глаза смотрела на окна, надеясь заметить в них какое-нибудь движение, но безрезультатно. Дом ответил ей тишиной.
Мила сделала еще несколько шагов назад и только теперь поняла, что дом выглядит так, словно в нем давно никто не живет. Она внимательно оглядела покрытые толстым слоем пыли стекла и облупленное крыльцо, которое последний раз красилось, явно, много лет назад. Мила перевела взгляд на неухоженную, поросшую высокой нескошенной травой лужайку вокруг себя, и задумалась, почувствовав нарастающую в груди тревогу. В принципе, дядюшка никогда не был слишком уж опрятным домохозяином, не славился любовью к чистоте, и Мила отчетливо помнила, как мама, ежегодно приезжавшая сюда, несколько дней тратила на то, чтобы навести порядок и привести дом в божеский вид, но…
Сейчас все выглядело именно так, словно в доме уже давно никто не живет. Снова почувствовав легкое головокружение, Мила вернулась к заборчику и только сейчас поняла, что белая краска не обновлялась, как минимум, несколько лет. Она открыла почтовый ящик, торчащий на почерневшем от времени деревянном столбике у ветхой калитки и заглянула внутрь.
Пусто. Только высохшая прошлогодняя листва, которую, судя по всему занесло сюда ветром. Но чтобы дядюшка перестал выписывать газеты? В это она могла поверить с трудом, и тревожная мысль, словно молния, пронзила ее голову – а что, если дядюшка давно уже умер?