По этой причине ушел он из отчего дома, рискнул обманом поступить в Спасские школы, терпел лишения, просиживал над книгами в библиотеке. А в монастырской библиотеке помимо трудов греческих и римских мыслителей, Отцов Церкви, были книги Тихо Браге, Галилея, Декарта. Читал ли тогда их Михаил Ломоносов? Трудно сказать. Пожалуй, они предназначались только преподавателям. Но можно предположить, что любознательный юноша имел представление и об античной атомистике, и о системе Коперника, и о фундаментальном труде Ньютона.

Итак, стремясь расширить свой умственный кругозор, Михаил Ломоносов с благословения архиепископа, руководителя Славяно-греко-латинской академии, отправился в Киев.

Увы, в знаменитой тамошней академии он, как писал Якоб Штелин, «против чаяния своего, нашел пустые только словопрения Аристотелевой философии; не имея же случая успеть в физике и математике, пробыл там меньше года, упражняясь больше в чтении древних летописцев и других книг, писанных на славянском, греческом и латинском языках».

И здесь учащихся «ограждали» от книг, способных поколебать веру в истины Священного Писания. Ломоносову оставалось заняться главным образом чтением старинных летописей. О нескольких месяцах, проведенных им в Киеве, сведений не сохранилось. Но они для него не прошли бесследно. Через 15 лет ему предстоит серьезная дискуссия о происхождении русского народа и научная разработка этой проблемы.

Почему он стал изучать летописи, хранимые в Киеве? Его глубоко волновали тема прошлого России, славянских племен, создавших государство, и роль в этом пришельцев – варягов. Ведь в ту пору (и позже) на российском престоле находились немцы. Не означало ли это, что русскому народу чужда государственность? Неужели русские остаются варварами, в отличие от цивилизованных народов Европы? Не потому ли в Российской империи нет собственных крупных ученых, которых приходится выписывать из-за границы?

(С конца ХХ века постоянно слышатся сетования на то, что русский народ «не созрел» для демократии, а потому склонен к тоталитаризму; тема болезненная, как хроническая заноза, и ее полезно осмыслить основательно.)

По-видимому, именно в Киеве Ломоносов всерьез заинтересовался теорией поэзии. Основанием для этого послужила «Поэтика» Феофана Прокоповича, составленная на основе курса лекций, прочитанных им в Киево-Могилянской Академии.

Как писал А.И. Львович-Кострица, «к сожалению, того, что он надеялся получить от Киевской Академии, она ему не дала. Там все подчинила себе польская схоластика, и вместо положительных знаний, которых так жаждал юноша, он встретил здесь правда весьма изощренные, но зато и достаточно бессодержательные, философские и богословские прения. В них, главным образом, и заключались все занятия в Академии».

Подобные прения не так уж часто были бессодержательными. Наивно полагать, будто ученые монахи только и занимались повторением одних и тех же богословских истин. Приобщаясь к трудам Отцов Церкви, они совершенствовали культуру мышления, хотя и при остром недостатке знаний о Природе.

Для Михаила Ломоносова, который провел детство и отрочество в деревне, бродил в лесах, рыбачил в море, окружающий мир был величественным и таинственным. Иисус Христос учил: «Царство Божие внутри вас». Безусловно! Но и природа вне нас – тоже Царство Божие. Если самопознание – углубление в собственный мир души, то познание окружающего мира – расширение до беспредельности своего духовного бытия, приобщение к замыслам и деяниям Творца.

Примерно так мог размышлять Михаил Ломоносов после богословских дискуссий. Они уже не удовлетворяли его. Ученые монахи-мыслители предпочитали меньше рассуждать о мире материальном, а для него земная природа была воплощением божественного разума.