Земля начала дрожать.

– Черт с ним, с этим ботинком! Развяжи шнурок и вытащи ногу!

Уилл видел, что отец посмотрел на снег, потом на ботинок и быстро развязал шнурок.

– Уже рядом… Высвобождай ногу! – Подавив стон, Уилл вытащил ногу из ботинка, и отец помог ему подняться. – Обопрись на меня.

Невдалеке Уилл заметил мужчину, склонившегося над рельсами и пытавшегося вытащить костыль при помощи лома. В следующее мгновение Уилл взглянул вверх и понял, что они опоздали. Его глаза встретились с глазами отца.

– Прости меня, – только и успел выдохнуть он, перед тем как их накрыл ледяной ветер.

– Старайся держаться наверху! – Отец пытался перекричать шум ветра. – Плыви!

Отец исчез в метели, и Уилл продолжил бежать вслепую, позабыв о боли в ноге. Земля казалась ему белым ковром, который уходил у него из-под ног. Его шатало, но он понимал, что, упав, обречет себя на верную гибель. Он бросался всем телом вперед, пытаясь пробиться сквозь бушующее море снега. Снежные волны толкали и били его с невероятной силой. Ему было не до страха, нужно было лишь карабкаться по-звериному, стараясь оказаться наверху. Он опускался вниз, продирался сквозь снежную толщу опять наверх, чтобы глотнуть воздуха, а затем лавина вновь уносила его.

Что-то длинное и тонкое пролетело над ним, едва не сорвав ему голову, и он догадался, что это был перекрученный кусок стального рельса. Справа от себя он на мгновение увидел размытый образ отца, проплывший рядом, прежде чем исчезнуть вновь. Уилл попытался ухватиться за ветви дерева, засыпанного снегом, но его утащило дальше. Он понял, что его несет к редкому лесу на краю обрыва. Вдруг прямо перед ним опять замелькали ветки, и на сей раз он сумел ухватиться. Сила снежного потока продолжала нести его тело, но он вцепился в дерево, хотя снег покрывал его с головой и забивался в ноздри. Он почти задохнулся.

И вдруг все стихло. Уилл продолжал одной рукой держаться за ветку, а свободной пытался очистить лицо. Снег за воротом рубашки начал таять, сползая по спине и груди. Он поднял руку как можно выше, чтобы высвободиться, и увидел над собой кусочек неба, радостно вдохнув. Уилл медленно очистился от снега и устроился в ветках дерева. Не переставая дрожать от пережитого, он с удивлением рассматривал изменения, произошедшие в пейзаже. Некоторые деревья были вырваны с корнем, а толщина снега достигала двадцати футов. Все было вверх дном: повсюду торчали ветки, стальные рельсы и деревянные крепления – но снова светило солнце, а птицы уже возобновили свой щебет. Не было видно ни путей, ни навесов, защищавших их от снега. Уилл вспомнил о лежавшем в кармане облепленной снегом куртки альбоме. Наверное, карандашные линии уже расплылись на мокрой бумаге.

С деревьев доносился звук, которого Уилл никогда раньше не слышал: будто стук звериных копыт сливался в своеобразный траурный вздох.

– Уилл, ты в порядке? – На расстоянии двадцати ярдов[3] от него, тоже ухватившись за дерево, держался его отец.

– Я в порядке.

– Я сейчас дойду до тебя.

И тут оба они заметили золотой костыль, торчавший из сугроба чуть выше них по склону. Обернувшись на скрип веток, Уилл увидел занесенного снегом человека, державшегося за стоявшее рядом дерево. Из-за повязанного вокруг его лица шарфа видны были только его глаза.

– Порядок? – спросил его отец.

Человек не ответил и только поднял руку. Уилл увидел, что глаза его прикованы к золотому костылю.

– Помогите, – раздался приглушенный крик.

Он доносился снизу, где не более чем в сорока футах от дерева, на котором устроился Уилл, начинался обрыв, на дне которого по камням бурлила горная река. Скосив глаза, Уилл увидел, что на самом краю, ухватившись за тонкую длинную ветку сосны, лежал Корнелиус Ван Хорн. Его ноги свисали над обрывом.