– Отрава…

Бабка резво протянула руку забрать пузырёк, спрятал его за спину.

– Дурень ты, и ухи холодные, – она, вроде бы, даже рассердилась, хотя прежде сердитой не видел её ни разу. – Запомни, в лесу отрава не растёт, там только всё пользительное, не сумлевайся. Пять капелек, понял, больше не надо, – сказала и вышла, только дверь чуть скрипнула.

Снова осторожно открыл и понюхал пузырёк – точно, отрава! Усмехнулся – не боись! Никто от бабкиных капель пока не помер. Налил полстакана воды и решительно начал капать. Но какие пять! Сразу вылилось полпузырька! Вода потемнела, пошёл какой-то шип.

Засмеялся, сказал весело и беспечно:

– Классная газировка получилась! Имени бабки Аги!

А веселился совершенно напрасно, не задумывался из чего сделаны эти капельки. А ведь она их настаивала на ядовитых мухоморах – обязательно перезревших, почерневших, – и добавляла туда отвар разных корешков, известных только ей одной. Любой врач, узнав состав капелек, сразу бы грохнулся в обморок. Бабка Агафья лечила ими все болезни, но для каждой отмеряла строгое количество капель и число приёмов в день.

Ничего этого, конечно, Сергей не знал и даже не догадывался, капли как капли, вроде валерьянки, собрался уже пить, но тут его Ангел-хранитель – говорят есть такой у каждого хорошего человека, – толкнул под локоть и больше половины стакана пролилась, коричневые доски пола сразу стали почти белыми.

Сергей ничего не заметил, вернее заметил, но ничуть не удивился, зажал пальцами нос, закрыл глаза и всё оставшееся глотнул залпом. Даже крякнул – дурачок есть дурачок! – стакан хотел поставить на стол. И вдруг стены комнаты начали медленно, неумолимо сдвигаться, всё теснее и теснее, собирались раздавить. Сердце билось, трепыхалось, словно пойманная птичка в кулаке. Пошатнулся, выронил стакан, всё вокруг поехало колесом. Упал лицом на пол, провалился в чёрную, бездонную яму…

Вторник

1

Сергей, он же Серёга, иногда, редко, Малина – его фамилия была Малинин, шёл-бежал по тропинке. Торопился, ведь после бабкиных капель проспал на полу не вставая до утра. Невысокий, худощавый, короткие светлые волосы, высокий лоб, лицо обычное, нос, глаза и рот тоже, таких парней кругом полно.

Был студентом пединститута, опаздывал на лекцию, боялся – грехов за ним накопилось немало, в деканате давно смотрели косо на прогульщика, грозились снять со стипендии. А это полный кирдык – переводы от дяди, брата покойной матери, были весьма небольшими.

А день выдался чудесным! Солнышко светило ярко, гладило тёплыми лучами-руками, ветерок дул ласково и нежно, на синем небе ни облачка. Хотя ветер может разом смениться на северный и тогда налетят чёрные облака и начнётся дождь. Настроение у него было тоже отличное и голова удивительно ясной, всё-таки бабка Ага с её каплями молодец!

Вдруг захотелось петь или читать стихи, и начал – громко, благо никого нет близко:

Холодно жить на земле,
Холодно быть одному,
В чёрной, унылой тоске
Кажется, жизнь ни к чему…

И замолчал, мрачноватые стишата его не вязались ни с ясным днем, ни с прекрасным настроением.

Скоро тропинка привела к железнодорожным путям, остановился – справа медленно тянулся длинный грузовой состав, бесконечная гусеница одинаковых темных вагонов, а слева уже нёсся паcсажирский поезд – красный тепловоз и зелёные набитые людьми коробки. Движение здесь было весьма оживлённым – поезда следовали один за другим.

Недалеко – метров сто – был переход через пути, железный, надёжный мост, но редко кто из деревенских им пользовался, надо подниматься-спускаться, все ходили напрямую. Тут главное смотри в оба, иди и оглядывайся, не зевай.