– Э-э, эфенди Голяницки? – говорил незнакомый мужчина. Его дурной английский еще более искажал сильный восточный акцент.

– Да, это я. Кто вы?

Ник немного отстранил трубку от уха и с замиранием сердца подумал, что тот же Моссад неоднократно уничтожал противников, взрывая телефон во время разговора. Впрочем, он почти сутки не покидал номера и вряд ли ему могли всадить в аппарат заряд пластиковой взрывчатки. Хотя, кто знает? А, с другой стороны, если тебя непременно хотят кончить, то все равно рано или поздно укокошат, даже если ты спрячешься в невообразимом захолустье. Так чего уж?

– Ваш искренний друг, – ответил незнакомец.

– Можно конкретнее, – Голяницкий движением руки отстранил подругу, которая вышла из ванной и попыталась заигрывать с ним. Сейчас не до любовных развлечений, и он буркнул: – Сядь, не мешай!

– Э-э, эфенди? – немедленно отозвался мужчина.

– Это я не вам, – поспешил успокоить его Ник. – Вы можете конкретно ответить: кто и чего хотите?

– Куда уж конкретнее? – засмеялся незнакомец. – Ты пакет получил?

– Да. Это ваша работа?

– Ну, зачем так? Скажи лучше, эфенди, заметки читал или нет? Ах, читал! Тогда должен понимать: твои услуги больше не нужны.

– Кто так решил?

– Слушай, Аарон! – Незнакомец назвал Голяницкого его настоящим именем, и это повергло Ника в панический ужас: о нем знали слишком многое!

Конечно, имя не государственная тайна, но всем и всюду Голяницкий был известен только под псевдонимом. Значит, эти ребята сумели глубоко копнуть? Вдруг это работа собственных хозяев, ведь они тоже могут перестать нуждаться в твоих услугах, как и в услугах связанных с тобой мелких подельников, вроде Франка, Есиновского и Рудермана.

– Слушай, Аарон! – продолжал незнакомец. – Ты все прекрасно понимаешь. У тебя есть час и не вздумай вертеть задом или висеть на телефоне. Понял? Больше предупреждать не станем!

В трубке раздались короткие гудки. Голяницкий медленно положил ее и тяжело вздохнул: ситуация прямо скажем не из лучших. Нужно отваливать, причем немедленно!

– Иди ко мне, – позвала подружка. Она развалилась на широкой кровати и распахнула халат, показывая высокую грудь. Однако Ник остался равнодушен к ее прелестям.

– Я уезжаю, – доставая из шкафа сумку, сообщил он.

– Сейчас? – она недоуменно округлила глаза. – А завтракать?

– Да сейчас! У меня важное дело!

– Ты скоро вернешься? Мне подождать тебя здесь?

– Как хочешь, – буркнул Голяницкий. Не объяснять же этой дуре, что на самом деле происходит? Не поймет, а если до нее все-таки дойдет, то начнется истерика!

Он подхватил со стола записку и вырезки из газет и спрятал их во внутренний карман пиджака. В сумке самое необходимое, а все остальное гори ясным пламенем. Внизу он даст портье деньги еще за сутки вперед: пусть эта дура здесь ждет его, пока не посинеет. Не таскать же ее за собой: к чему лишняя обуза?

– Все, пока! Жди!

Ник подошел к постели и чмокнул подругу в щеку – зачем вызывать у нее лишние подозрения? Потом быстро вышел из номера, вызвал лифт и посмотрел на часы: с того момента, как он закончил разговор с незнакомцем, прошло восемь минут. Ничего, еще максимум полчаса – и Измир останется позади. Куда ехать? Конечно, в ближайший аэропорт и немедленно улететь из Турции в любую другую страну, благо, у него есть голландский паспорт, а в Европе пограничные формальности сведены к минимуму.

Расчеты с портье заняли еще минут десять, и вот Голяницкий уже сунул в руку одному из швейцаров купюру и ключи от автомобиля:

– Подгоните сюда машину: я тороплюсь!

– Да, эфенди, – посмотрев на купюру, швейцар расплылся в улыбке. – Сию минуту, эфенди!