Советский Союз распался, он реэмигрировал и вскоре занял место главного опричника РПЦ. Выполняет он свои инквизиторские функции вдохновенно. Его бы воля – возвел бы на костер всех, кто крестится двумя перстами. Статья А. Нежного, изобличающая художества этого изувера, проникнута тревогой и болью. Не только за староверов, свидетелей Иеговы, адвентистов седьмого дня и приверженцев других сект, но, главным образом, за судьбу России и русского православия.
Надо обладать цинизмом Сергея Семанова, чтобы причислить А. Нежного к «еврейскому крылу». Русскость Дворкина для него, надо полагать, вне подозрений. Как говорил в свое время Геринг, «я сам решаю, кто у меня еврей, кто нет».
Надеюсь, моя точка зрения понятна. Нет в России противостояния русского и еврейского этносов, а есть бациллоносители антисемитизма. Они эксплуатируют стародавние предрассудки, выдавая себя за единственных выразителей «русской идеи».
Культивировать предрассудки легче, чем с ними бороться, поэтому вполне возможно, что антисемитизм – болезнь неизлечимая. Но я надеюсь, что «наше безнадежное дело» не так безнадежно, как кажется, потому что от антисемитизма страдают не только евреи, но и сам «коренной» этнос. Не может быть свободен народ, преследующий другие народы. Русские не раз убеждались в справедливости этих слов Герцена. Поэтому из их среды выдвигались духовные лидеры, готовые отстаивать терпимость, свободу, человеческое достоинство всех этносов, больших и малых, коренных и некоренных. Полагаю, что рано или поздно русские поймут, что их подлинные духовные лидеры – не семановы и палиевские, даже не солженицыны, а такие писатели, как, например, Владимир Короленко. Сегодня таких что‐то не видно. Но они были вчера и, я надеюсь, появятся завтра.
4 февраля 2011 г.
Уважаемый Семен Ефимович! Еще вчера получил Ваше письмо, сразу попытался ответить, написал, но возник при отправке какой‐то сбой. Это я к тому, что вчера был запал, как‐то я был очень эмоционально настроен.
Но, может быть, письмишко мое до Вас долетело? Тогда повторяюсь и первый тезис – это, конечно, Ваша щедрость. Всю историю с сержантом Соломиным я не знал. Но и в другой Вашей «приписке» много интересного и для меня неожиданного. С человеческим грустным любопытством прочел я и заметки о Семанове, и историю Ганичева. В предыдущем письме я даже написал Вам, что кое‐что с Вашего разрешения, я бы процитировал в своих Дневниках. Но вот вчера встретил Ганичева в театре, и стало как‐то за него больно – и сам он болеет, и совсем недавно у него умерла жена, а я знаю, что это такое. Жалость подстерегает нас на каждом шагу.
Ваши разговоры с Верой Зубаревой меня и порадовали – все‐таки Вы замечательно едко и весело пишите – некоторыми пассажами окунулся почти в родную атмосферу. Помню, как в свое время меня единожды привлекли к обсуждению жилищного вопроса и кому‐то я там помешал. Больше не привлекали. Правда, помню, как мой знакомый Володя Савельев, знакомый шапочно, мне как‐то признался, что квартиру получить несложно.
Наверное, и дачу. Я ее, когда просил, не получил. Дело было так, когда мне стало возить покойную Валю за 100 километров на один день тяжело, я написал письмо в Литфонд, председателю, что готов передать в Литфонд свою дачу, но прошу выделить мне комнату в Переделкино. Возможно, чтобы получить что‐то в Переделкино, надо было все бросить и только этим заниматься. Сплоченная многонациональная общность здесь безусловно существует. Но все иногда рассыпается от вопросов незаинтересованных людей. Я помню, как во время заседания приемной комиссии, когда одна влиятельная дама выступала против одного из претендентов, я обратил внимание на то, что цитаты, которые она приводила, говорили об обратном. О ком шла тогда речь, я не помню, но хорошо помню, что меня поддержала Инна Анатольевна Гофф