, которая сама по себе может быть представляема как определенные формы движения. Толкание, бодание, биение, швыряние, схватывание и т. д. содержат в себе представление об определенных формах движения, которые могут быть мыслимы совершенно независимо от определенного объекта и могут быть, таким образом, относимы к субъекту как его деятельность. Но суждение «вол бодает» не исчерпывает еще целиком того образа, в котором вол не является без дерева. То, что происходит, должно так или иначе быть выражено как отношение между обоими. С одной стороны, это может произойти так, что лишь общая форма движения детерминируется его направлением в том же смысле, в каком это могло бы произойти благодаря наречиям, выражающим направление (вол бодает о (gegen) дерево – местное значение падежей и предлогов). Постольку, следовательно, суждение не содержит в себе никакого иного отношения, кроме того, какое требуется пространственной природой движения, выражающего собой деятельность, – если отношение это должно быть выражено как определенное в частном случае. Указание определенного предмета служит лишь для ближайшего определения представления, служащего предикатом; это последнее само не является еще поэтому чистым предикатом отношения, но содержит в себе лишь дополненную представлением отношения деятельность.

Но если внимание обращается на тот результат, какой испытывает объект благодаря деятельности субъекта, – сотрясение и сжатие дерева, – то постольку здесь наступает причинное отношение. Результат этот не принадлежит уже к деятельности субъекта самой по себе, а к тому, что происходит в объекте; произведенное как таковое находится вне производящего. Теперь в общем представлении, обозначаемом как «бодание», мыслится уже не просто форма движения, которое требует субъекта, но такое движение, которое в чем-то другом производит сотрясающий или раздробляющий результат. Так как процесс этот в этом смысле полагается сходным с представлением о бодании, то тут требуется также, чтобы представление определялось ближе отношением к определенному объекту, и благодаря этому мы получаем оба первых синтеза. Отношение к субъекту есть третий синтез.

Если речь идет о глаголах, которые по своей природе означают действие, произведение, уничтожение, разрушение и т. д., то в самом значении слова полагается уже причинное отношение; оно есть общее к определенным действиям на отдельные различные объекты и требует чего-то такого, что производится или разрушается. «Производить» и «производить нечто» – это означает одно и то же. Более определенно или менее определенно связано с самим глаголом представление о том объекте, который подвергается воздействию (afficiert wird) со стороны выраженной в глаголе деятельности и с которым определенный объект в одном отношении объединяется в одно целое. В значении слова содержится затем представление о втором пункте отношения – представление об исходной точке действия, и субъект отождествляется с ней. «Я ем», «я ем нечто», «я ем пищу» – это означает совершенно одно и то же. Вместе со значением глагола даны и два его пункта отношения – безразлично, названы они или нет. Особенностью является, наоборот, лишь то, что теперь в представлении о процессе действия заключается представление о деятельности. Что же касается тех синтезов, какие создаются отношением, то вместе с ними выполняется также и синтез в категории деятельности. Этот последний синтез носит характер промышляемого нами и является сопутствующим. Та последовательность, в какой эти синтезы могут проявляться, в свою очередь может быть наглядно показана на примере следующих вопросов: кто создает