Жаждущие правды не обращают внимания на других и подобно нежити идут от одной точки к другой. Остальные же либо бьются в конвульсиях и неистовой боли, либо мертвы. Странный огонь в груди обжигает душу, чёрное пламя щупальцами сжимает сердце и рёбра. Страшное разочарование в самом человеке причиняет чудовищную боль, которую нельзя остановить или утешить.
– Те, кому такая ситуация была удобна – взошли на трон и подавили простых людей, возвысились над ними. Не в силах раздать власть и несметные богатства, они начали джихад имени себя. А отрезав пуповину… Они сотворили их…
Происходит то же, что уже они видят ранее – когда затмение оказывается в пике, машины идут насхватку. Однако, здесь нет ни гигантов из света, ни Богов, ни духов, ни хтонических механических чудищ.
Ониплывут через геометрические кристаллические потоки к правде, к чему-то вроде всеобщей памяти, из которой они слышат эхо былых событий. Плоть солдат, идущих на смерть, взрывается. Черепа и части машин разлетаются в щепки. Города и люди превращаются в прах.
– С тех пор душа перестала быть святыней, а дух стал плевательным колодцем. В попытках повторить Чудо Рождения, сотворить Бога, найти спасения, они сделали конец света своими руками, ибо Бога нельзя построить! Поэтому Эвдемония считает магию и взаимопомощь основой существования обществ. На этой земле запрещены машины, а её города построены усилиями провидцев и чернокнижников… Именно поэтому это место священно! Это история, которую наши предки передали, чтобы предупредить. Техножрецы забыли обещё одной вещи, которой Эвдемония неуклонно следует – историческая память.
Теперь уже нет разницы между ними и мифом. Они уже появляются в этих события, участвуют в них, чувствуют каждого его персонажа и его телесный, духовный опыт, будто уже есть там.
Слово «история», которым мы иногда заменяем слово «рассказ», раньше имело другое значение. Тогда это было одной из величественных систем знаний о прошлом. Но однажды, даже эту святыню наши предки решили осквернить, решив, что это не более чем политика, не более чем условность.
Тысячи учёных мужей решают великую загадку, восстанавливая длинную-длинную мозаику без начала и конца. Великий сюжет переливается в свете солнца, а каждая его часть двигалась и меняла форму. Каждый из них повествовал о какой-то части истории, но не был завершён. И чем дальше в прошлое, тем больше в ней было недостающих частей, а на пороге настоящего десятки тысяч людей вселялись в картину и превращались в глиняный кусочек.
Реальности не существует, она исчезла под низкий бас могучего оратора. Они идут вдоль сюжета, переживая его, пока духи вели их перламутровые фигуры за руки всё глубже и глубже.
Потомки красных пролетарских республик после их распада пытались сплотить людей на войны: объединить то, что нельзя объединить. Удобные идеи для людей на тронах не вызывают колебания в сердцах у горожан.
И тогда они решили, что можно сойтись на том, что история у нас одна! И началось великое, долгое, болезненное измывательство над историей. Восточные государства искажали её настолько сильно, что она превращалась в абсурд.
Люди в чёрных угловатых костюмах и мантиях переписывают книги, редактируют фильмы, перематывают плёнки. Ученики внимают лжепророкам в состоянии полного духовного упадка и сумасшествия. Новое учение и сладкая ложь оказывается для них спасительным лекарством.
Враг и друг мирились. Чёрное и белое становилось бирюзовым. Одна идеология мешалась с другой настолько сильно, что история превращалась в бредовый сон, в котором нельзя отличить истину от лжи. Философы, которых брали за основу, были симпатизантами кровавым диктаторам прошлого. Народ отвлекали от реальности несуществующими опасностями, прикрываясь заботой о детях, вынужденности войн и иных ценностях.