– Эй, там, – приказал он в полутьму, окружавшую его – извольте отдать мне Ройенталя, я сказал!

Послышался грустный вздох:

– Может, не стоит, Ваше величество? Зачем Вам этот мятежник, да и он сам вряд ли захочет Вас видеть, кроме того…

Райнхард не стал слушать дальше и прогремел ещё жёстче:

– Отдать мне Ройенталя немедленно! – он вдруг понял, что наделал в своё время своим указом о назначении друга на пост генерал-губернатора: пока он и Миттермайер были рядом, бесовщина не могла прорваться к мятежной душе и подчинить её себе полностью. Но, оставшись один, Ройенталь не смог справиться с атаками нечисти, как ни боролся. Всё же, он был совсем одинок – ничья любовь не укрывала его от разрушения, и даже детство Райнхарда выглядело безоблачным по сравнению с судьбой Ройенталя-ребёнка. Ах, знал бы больше, сколько б всего можно было избежать… Тропа закончилась. Голос простонал что-то невнятное и смолк, будто удаляясь.

Пещера зияла пустым проёмом в полтора человеческих роста – можно было свободно пройти даже втроём, но решительно ничего не было видно из-за густых клубов не то пара, не то дыма, полностью закрывавших этот проём. Слышался какой-то нехороший гул.

– Мрачная штуковина, – процедил себе под нос Райнхард, – и, как назло, я не знаю ни одной молитвы. Куда же они дели Ройенталя? – и, решив не раздумывать, шагнул вперёд, в неизвестность.

Здесь было гораздо светлее, чем снаружи – стены светились чем-то кроваво-оранжевым, было душно, как будто вернулась адская жара при лихорадке – вот только ничуть не теплее. Какие-то не то летучие мыши, не то и вовсе упыри метнулись вглубь при его появлении. Райнхард увидел в нескольких шагах впереди очень тучную лысоватую фигуру в каком-то мешковатом одеянии, которая показалась ему очень знакомой, рядом с ней угадывался силуэт престарелого высокомерного аристократа – они стояли спиной к входу, явно занятые чем-то очень увлекательным для себя, и каждый держал в правой руке электрохлыст. Увидь он такое при жизни, Райнхард бы окликнул их привычным громовым голосом, тем более, что аристократ очень напоминал ему… Лихтенладе. Но сейчас появилась озорная мысль приблизиться неслышно – и, кажется, это было вполне возможно. Вообще-то, будучи здоровым, он почти не уступал в сноровке собственным адмиралам – и быстро завладеть электрохлыстами и ударить обе фигуры как следует было совсем нетрудно, трудно было сначала услышать знакомый голос, который не то стонал, не то хрипел: «Мой император», а потом увидеть дальнейшее… Ройенталь стоял на коленях, со скрученными наручниками за спиной руками, мундир свисал с окровавленных плеч жалкими остатками и превратился в лохмотья. Страшный железный ошейник огромными шипами внутрь впился в его шею, а цепь от ошейника была так натянута, что становилось ясно, что пленник стоит только потому, что она ещё держит его. Спина была похожа на одну сплошную рану – от таких пыток при жизни люди быстро погибали, видимо, здесь истязания могли продолжаться сколь угодно долго.

– Что за гнусная забава в стиле Гольденбаумов, – с негодованием прорычал Райнхард и ударил Ланга и Лихтенладе ещё раз с хорошей оттяжкой, – кто вам тут разрешил так развлекаться, подонки?

Оба негодяя могли долго соревноваться между собой, чья физианомия выражала больший ужас, они едва ли не мгновенно подскочили после удара и очень проворно кинулись прочь, ничуть не уступая в скорости прочей, уже сбежавшей нечисти.

– Хозяин, хозяин, – завывали они на все лады, – катастрофа, император добрался и сюда! Спаси нас, хозяин!

– Да пошли вы в котёл, придурки, – скучающим тоном ответил из ниоткуда уже знакомый голос, обладателя которого так и не было видно. – Вам там самое место.