» зазвенел на паркетных плитках. Локоть оперативника с хрустом врезался в переносицу солдата. Оттолкнув от себя падающее тело, Макс прыгнул к здоровяку, который обменивался ударами с его напарником. Пинок под колено и сильный удар кулаком за ухо. В ту же секунду Лёха, не успев понять, что противник уже «обесточен», нанёс ему сокрушительный удар в челюсть.

– Не убили никого? – тяжело дыша, Лёха оглядел поле боя.

– Вроде, нет, – пожал плечами Макс, – ну, что, смываемся?

– Ага, – кивнул Лёха, – только, не слишком быстро.

Хозяин заведения, с христианским смирением поглядывая через стойку на клиентов, которые пока не подавали активных признаков жизни, привычно шлифовал салфеткой бокал. Потратившись однажды на лечение сломанной челюсти, он давно уже не совался в разборки, просто нажимал неприметную кнопку под стойкой, а потом ждал прибытия официальных лиц, более компетентных по части мордобоя. С их же помощью, не без пользы для себя, он потом вытряхивал из задержанных возмещение понесённых убытков.

Оперативники, ещё раз окинув взглядом побоище, вразвалку направились к дверям. Лёха уже взялся за ручку двери, когда та резко распахнулась, едва не засветив ему по лбу.

– Всем оставаться на местах! – провозгласил сухощавый офицер с нашивкой «МР2» на рукаве.

Два здоровых сержанта остановились в дверях, словно олицетворение отданной команды. Конечно, и эту троицу «обесточить» труда не составляло, но как раз этого-то и не требовалось. Темны и запутанны пути в политике и разведке.


…Макс, сидя на железных нарах, задумчиво выпускал изо рта колечки сигаретного дыма.

– Дожился, блин, – изрёк он, наконец. – Небо в клеточку и друзья в полосочку. Ведь говорила мне мама – не езди, сынок, за океан, ни хрена там хорошего нету.

– Ага, а ты думал, тут мёдом намазано, – саркастически хмыкнул Лёха. – Вот сейчас узнаешь, что такое истинная демократия.

Они оба захохотали, словно ничего смешнее в своей жизни не слышали. К решётке подошёл местный вертухай.

– Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

– Ну, я говорю, – лениво откликнулся Макс. – А чего надо?

– Сейчас узнаешь, ― ухмыльнулся страж, отмыкая решётку и предусмотрительно отступая в сторону:

– Выходите.

В сопровождении охранника они прошли по длинному, плохо освещённому коридору. Всё, что говорилось в узком кругу о прекрасных условиях в забугорных застенках, оказалось бредом собачьим. Пятна плесени, обшарпанная краска и заплёванные жвачкой полы развеяли в пух и прах всю рекламу об импортных демократических прелестях. Им даже по кружке чая с куском хлеба эти жлобы не дали. Сервис, называется!

– Стой! Лицом к стене! – скомандовал он и распахнул одну из дверей. – Заходи!

– Садитесь! – приветствовал тот самый офицер, что задержал их в баре. – Идите, Дженкинс.

Вертухай, козырнув, вышел.

– Я офицер военной полиции Дональд Рассел. Кто из вас говорит по-английски?

– Я, – отозвался Макс.

– Тогда будешь переводить ему.

– Чего тут непонятного? – пожал плечами Лёха. – Военная полиция. Чего он хочет?

– Скажет, наверное, – безразлично отозвался Макс, кивая «эм-пишнику».

– За нападение на этих морпехов в мирное время вам бы светило пять лет тюрьмы. А сейчас вас проще расстрелять. Переведи.

– Ни хрена себе! А мне в морду бутылку кидать можно? Вот так, за здорово живёшь? Слышь, Лёха, – продолжил он уже по-русски. – Этот вертухай говорит, что мы себе на расстрел накрутили за тех бакланов.

– А как насчёт прав человека и демократии? – поинтересовался Алексей.

– Да хрен они забили на твою демократию. А второй – на права человека.

– Ну, понял. Расстрел. От нас-то что нужно? Может, ему денег отстегнуть?