Но, несмотря на свои малые размеры, судно с такой гордостью несло свое боевое вооружение, что его пушки казались опаснее, чем были в действительности. Смертоносная пушка, введенная вскоре после описываемого нами периода на всех судах малого класса, тогда еще только что была изобретена, и американские моряки знали о ней лишь понаслышке. Это орудие, известное впоследствии под страшным названием «сокрушителя», имело короткий ствол очень большого калибра, легко управлялось и сразу же было оценено по заслугам. Считалось, что большие суда прекрасно вооружены, если среди прочих средств нападения у них на борту установлены две-три именно такие пушки. Позднее эти «каронады», названные так по имени реки Карон, на берегах которой их впервые отлили, были несколько видоизменены и сделались необходимой принадлежностью судов определенного размера.

Вместо таких каронад на палубе «Ариэля» были установлены шесть легких бронзовых пушек, почерневших от морской воды, которая так часто заливала эти орудия разрушения. Посредине судна между фок- и грот-мачтами находилась еще одна пушка, также из бронзы, но примерно в два раза большей длины. Ее станок отличался своеобразной новой конструкцией, позволявшей поворачивать пушку на полный оборот, что делало ее полезной при любом стечении обстоятельств.

Лоцман внимательно осмотрел вооружение судна, а затем с явным удовольствием окинул взглядом чисто прибранную палубу, аккуратные и прочные снасти и открытые лица молодцов, составлявших экипаж шхуны. Отбросив замкнутость, которую он проявлял с первой минуты своего появления, он вслух выразил свое удовлетворение.

– У вас славное судно, мистер Барнстейбл, – сказал он, – и мужественный экипаж. Вы можете сослужить добрую службу в час нужды, и думаю, что этот час недалек.

– Чем скорее, тем лучше! – ответил лихой моряк. – С тех пор как мы вышли из Бреста, у меня ни разу не было повода прочистить пушки, хотя мы встретили несколько вражеских судов, с которыми наши бульдоги жаждали побеседовать. Мистер Гриффит подтвердит вам, лоцман, что шестерка моих малышей при случае может кричать почти так же громко, как восемнадцатифунтовая пушка фрегата.

– Но не столь красноречиво, – заметил Гриффит. – Vox et praeterea nihil[31], как мы говаривали в школе.

– Я не знаю ни греческого, ни латыни, как вы, мистер Гриффит, – ответил командир «Ариэля». – Но если вы хотите сказать, что эти медные игрушки не могут бросать ядра на такое расстояние, на какое положено орудиям их размера и при их высоте над водой, или рассыпать картечь, как ваши бомбарды, то я надеюсь, что, прежде чем мы расстанемся, вы успеете убедиться в обратном.

– Эти пушки обещают многое, – сказал лоцман, по-видимому не знавший о приятельских отношениях между двумя офицерами и желавший их примирить. – Не сомневаюсь, что в бою они будут действовать весьма убедительно для неприятеля. Я вижу, что вы им всем дали названия – наверное, по заслугам. Имена у них на редкость выразительны!

– Плоды досужей фантазии, – со смехом заметил Барнстейбл, глядя на пушки, на которых красовались странные названия: «Боксер», «Сокрушитель», «Гонитель», «Покоритель», «Истребитель» и «Гвоздильщик».

– Почему же у вас осталась безымянной та пушка, которая стоит на середине корабля? – спросил лоцман. – Или вы называете ее, как принято, «старушкой»?

– Нет, нет, у нас на борту нет таких бабьих названий, – ответил Барнстейбл. – Пройдите дальше к корме, и вы увидите на лафете вполне достойное имя.

– Странное название, хотя, быть может, в нем есть некоторый смысл!

– Больший, чем вы думаете, сэр! Тот замечательный моряк, что сейчас стоит у фок-мачты и в случае нужды может заменить собой любую часть рангоута