Запах в ментовской камере ничем не отличается от ароматов в хате уголовников. И в «цветной» каждый новый сиделец должен был пройти процедуру прописки.

– Салам алейкум, очконавт, – ответил мэру из-за большого стола-общака мощный бритый амбал на вид лет 30, со шрамом над верхней губой. – Как звать тебя, дядя? Какая статья?

За столом в центре камеры сидели двое – здоровенный детина и такого же крепкого телосложения, но постарше, заключенный, похожий на восставшего в голливудском кино раба Спартака в исполнении Кирка Дугласа.

Поразиться величию мышц амбала и «Спартака» было нетрудно. Они сидели за столом в семейных трусах. Эти двое, в общем-то, были «семьей» в этой камере, общаясь друг с другом чаще, чем с остальными арестантами. Проще говоря, они были кореша. Но Несмышляев об этом еще не знал.

Оба арестанта поочередно швыркали что-то горячее из одной алюминиевой кружки, пристально рассматривая гостя. Воронежская карамель «Рачки-добрячки» была важным дополнением к их чаепитию. Спартак и амбал бережно освобождали конфеты от фантиков…

– Ты что, не слышишь, дядя? – повторил здоровяк. – Так протри окуляры и настрой локаторы…

– Несмышляев Иван Петрович, мэр города Л., статья 285 УК, часть вторая, – негромко ответил первоход и невольно поправил очки на переносице.

Едва он представился, как остальные обитатели камеры зашушукались по углам, а воровскому авторитету по кличке Ромашка, смотрящему за СИЗО, уже полетела «малява» – записка из хаты «восемь-пять» с простым вопросом: «Как принять мэра города Л.?».

И менты, оказавшись за решеткой, чтят законы тюрьмы, подчиняясь авторитетному уголовнику.

Для связи с другими хатами в СИЗО есть несколько способов. Например, через арестанта-баландёра, который по время завтрака, обеда или ужина может передать «маляву» нужному адресату втихаря от конвойного. А можно воспользоваться дорогой по воздуху – посредством натянутых между окнами камер веревочек. Веревки эти были сделаны из вязанных шмоток. Например, из шерстяных свитеров. По такой дороге арестанты тянут от камеры к камере не только «малявы», но и «груза» – сигареты там, чай или даже таблетки. Малявы по воздуху в этом СИЗО были самой скорой почтой…

– А чего так тихо себя несешь по жизни, дядя мэр? – переспросил Несмышляева громила со шрамом над верхней губой и оскалился. – С такой статьей не грех иметь запас на черный день, чтобы с хорошими людями поделиться.

– Делиться мне нечем, чужого не брал. Я честный человек, – начал оправдываться мэр.

– Это ты следователю расскажешь. Еще ляпни, что ты Робин Гуд. Только Робин Гуд не стал бы мэром. Поделись лучше с электоратом основными тезисами своей предвыборной программы, – заржал амбал. – За что тебе дело шьют, дядя?

Мэр рассказал, в чем его подозревает следователь Чеботарев. О трансформаторной будке за пять миллионов рублей, «отсутствующей в наличии», о бронзовых памятниках писателю Чехову и сказочному герою Иванушке-дурачку, которые он намеревался установить в городском парке. Умолчал только о том, что отказался добровольно уйти в отставку со своего поста по указанию губернатора. Но этот отказ к делу не пришьешь и говорить о нем Несмышляев не хотел.

Развлечений у сидельцев немного, и рассказ нового сокамерника о себе – почти как в театре побывать…

– Ну ты в натуре дурачок, если твои паханы тебя под тюрьму подвести хотят. Чужой ты, стало быть, теперь своей родне, – здоровяк многозначительно поднял вверх указательный палец, а после паузы неожиданно для мэра добавил, – а пинждак у тебя хороший и штиблеты что надо, и человек ты, говоришь, честный. Значит, по доброте душевной сможешь лепень мне одолжить. Не насовсем, а только в суд сгонять…