Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев.

Роль Алексеева в событиях семнадцатого года определяется тем, что он успел предать всех, с кем был связан тайно или явно. Это особенно интересно, если учесть, что до рокового февраля его офицерская репутация выглядела безупречной.

Сын фельдфебеля, дослужившегося до майорского чина, – солдат от природы. Гимназист, вольноопределяющийся, юнкер, офицер, генерал. Русско-турецкую войну отвоевал прапорщиком; Русско-японскую – генерал-майором; между войнами окончил Академию Генерального штаба по первому разряду. Идеальный штабист. Кавалер ордена Святого Владимира трёх степеней, Георгия – четвёртой, Белого орла; полный кавалер орденов Станислава и Анны. Сорокалетие службы отметил в последнем предреволюционном году. Последняя должность перед революцией – с августа 1915-го – начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего (на телеграфном языке войны «наштаверх») – при главковерхе государе императоре.

Небольшого росточка, круглоголовый, седенькая короткая стрижка, нос пуговкой, глаза слегка раскосые… Благодаря этим глазам, круглости головы и ещё усам – немножко похож на кота. Зрение с годами слабеет (в ноябре исполнится шестьдесят лет), приходится надевать очки. Если оставить на носу эти очки, но убрать усы – обнаружится некоторое сходство с газетным фото советского генерала Власова. Правда, в семнадцатом году про будущего генерала Власова и про власовцев никто, естественно, не знает и не догадывается: оному Власову шестнадцать лет, он тихо учится в духовной семинарии и ничем с генералом Алексеевым не схож.

И про Алексеева мало кто знал до Первой мировой войны. В ходе войны выяснилось, что он – выдающийся стратег. Во всяком случае, такая репутация сложилась; мы не будем судить, справедливо ли – не наше это дело. Во время Галицийской битвы 1914 года он был начальником штаба Юго-Западного фронта. Русские войска имели успех, взяли Львов и дошли до Кракова; лавры поделили между собой генералы: главнокомандующий Иванов, командующие армиями Рузский и Брусилов, ну и, конечно, Алексеев. (Тут имели значение фамилии: такие типично русские, из гущи. Плеве, Эверт или, подавно, Ренненкампф, если и одерживали победы, не могли претендовать на всероссийскую газетную славу. И даже Лечицкий с Юденичем – что-то не то.) В 1915 году Алексеев – главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, как раз во время Великого отступления. В общем-то, войска под его командованием терпят поражение за поражением – но ему ставится в заслугу то, что не разгромили до конца. Он как бы спас армию. Если в четырнадцатом году он подобен Багратиону, то в пятнадцатом его осеняет тень Барклая. В результате, когда государь император принял обязанности Верховного главнокомандующего, начальником штаба взял к себе Алексеева. Понятно, что при главковерхе, не профессиональном военном, начальник штаба превращается в центральную фигуру Ставки.

Надо ради справедливости отметить одно обстоятельство. В Первой мировой войне русское военное командование (за редкими исключениями) больше всего старалось не принимать ответственных, а тем более рискованных решений. Чем выше начальник – тем тщательнее он перекладывает это бремя на нижестоящих. В итоге принимать бесповоротные решения приходилось тем, кому уже некуда спихнуть ответственность: командирам бригад, полков, батальонов и рот. Директивы Алексеева как начальника штаба фронта и как главнокомандующего – это своего рода благопожелания: вам надлежит делать то-то и то-то, но вообще-то смотрите по обстановке и решайте сами. Или: вы должны были поступить так, а вы поступили эдак, теперь пеняйте на себя. Дипломат.