стать на путь строительства новой нации не смогут; «…им недостает доброго пастыря. Они… не способны быть оформителями и творцами новых идеологий… Это очень общие Дицгены, которых используют Марксы и Энгельсы, но это – не Марксы и Энгельсы». Как люди-человеки, сами герои романа Н. Хвылевого тоже далеко не Марксы и Энгельсы; о какой-то завершенности и положительности их говорить не приходится: они крутят в санатории «пуговки», т.е. курортные романы, и у них какое-то затемненное личное прошлое, особенно когда речь идет об убийстве Дмитрием кого-то из самых близких. В романе «Братья Карамазовы», как помним, много места занимает мотив отцеубийства. Но если у Ф. Достоевского оно продиктовано будто бы падшей психикой героев и их жаждой мести (роман, кстати, не дает ответа на вопрос, кто же убил отца трех сыновей Фёдора Карамазова: его сын Дмитрий, его лакей Смердяков или – в определенном смысле – тоже сын, Иван, который пытается взять эту вину на себя, потому что он учил, мол, Смердякова, как надо убивать), то убийство близких у Н. Хвылевого окрашено чисто политическими красками. Аглая (почти такая же «избалованная своевольная» нигилистка, как и в «Идиоте» Ф. Достоевского, 11, 730) говорит Дмитрию: «Ты рассказывал мне, как когда-то, во времена гражданской войны, расстрелял кого-то из своих близких возле какого-то монастыря…

– Так это же, – вырвалось неожиданно у Карамазова, – во имя великой идеи…

– А разве теперь ты без идеи остался? Разве тебя не захватывает сегодня хотя бы идея возрождения твоей нации?

– Конечно, захватывает, – нерешительным голосом промолвил он. – Но…

– Без всяких “но”, – решительно рубанула Аглая. – Что-то одно: или идея, или новая мара. Она должна тебя также захватить, как и та, во имя которой ты расстреливал своих близких» (замечу в скобках, что в этой связи в романе Н. Хвылевого упоминается также Алёша Карамазов: он, говорит Дмитрий, «ставил как-то ударение на любви к дальним. А я вот думаю, что это ударение следует перенести на ненависть к ближним»). Тут явно речь идет о ненависти к вчера еще любимым и верным революционерам-коммунистам.

В приведенном выше диалоге Аглаи и Дмитрия сошлись все нити романа Н. Хвылевого: бывшая «великая идея» для его (Хвылевого) Дмитрия Карамазова – это идея сумасшедшей октябрьской революции, от которой он нынче пытается избавиться, как от чесотки (Дмитрий у Достоевского, между прочим, тоже пытался осудить свою непутевую прошлую жизнь, говоря Алеше: «Но за то себя осужу и там буду замаливать грех вовеки» (1–81). Для героя Хвылевого послереволюционная жизнь – «раковина с калом, куда… смыло революцию», а убедил его в этом ход социалистического строительства, в котором «коммунистическая партия потихоньку да помаленьку превращается в обыкновенного “собирателя русских земель” и скатывается на тормозах к интересам мещанина-середнячка».

Это последнее суждение принадлежит той же Аглае, у которой будто бы есть в роду старые запорожские корни. Она нынче предвидит их кризис («идиотское разпутье») и доказывает, что переход из него на путь новой идеологии, т.е. на путь строительства коммунистической украинской нации, ни он (Дмитрий), ни все Карамазовы не смогут. Потому что (см. выше) нет в Украине надежного и умного пастыря. Герои «Вальдшнепов» отрицают всех предыдущих «пастырей» Украины как нации, не щадят даже Тараса Шевченко, который якобы своим творчеством «кастрировал нашу интеллигенцию… воспитал этого тупорылого раба-просветителя… задержал культурное развитие нашей нации и не дал ей своевременно оформиться в державную единицу».